Жюль Верн - Том 3

— А ведь верно, черт побери! — воскликнул Фрагозо.

— Выходит, вы первый и виноваты.

— И первый наказан, потому что не слышал вашего смеха за десертом.

Вся семья отправилась на нос жангады. Маноэль и Бенито молча шагали рядом. Якита с дочерью так же молча следовали за ними.

Торрес не отходил от Жоама Гарраля, который шел понурясь в глубокой задумчивости. Вдруг Торрес положил ему руку на плечо.

— Жоам Гарраль, — сказал он, — мне надо поговорить с вами. Вы можете уделить мне четверть часа?

Жоам Гарраль поднял голову и взглянул ему в глаза:

— Здесь?

— Нет! Наедине.

— Ну что ж, пойдемте!

Оба повернули назад и вошли в дом, плотно притворив за собою дверь.

Трудно описать, что почувствовали оставшиеся, когда Жоам Гарраль и Торрес ушли вдвоем. Всех охватила какая-то непонят­ная тоска, предчувствие нависшей опасности, но никто не решал­ся высказать его вслух.

— Маноэль, — сказал Бенито, схватив друга за руку и отводя в сторону, — что бы ни случилось, этот человек высадится завтра в Манаусе!

— Да!.. Всему бывает конец! — твердо ответил Маноэль.

— А если из-за него... с моим отцом случится несчастье... тогда я убью мерзавца!

Глава XX Лицом к лицу

Оставшись одни в комнате, где их никто не мог ни видеть, ни слышать, Жоам Гарраль и Торрес с минуту смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

Может, авантюрист не решался начать разговор? Или он пред­видел, что Жоам Гарраль ответит на все его вопросы презритель­ным взглядом? Скорее последнее.

— Жоам, — начал он, — ваша фамилия не Гарраль, а Дакоста.

Услышав это имя, Жоам Гарраль невольно вздрогнул, но ниче­го не сказал.

Торрес продолжал:

— Двадцать три года назад вы служили в управлении тижокских алмазных копей, и вас приговорили к смерти по делу об ограблении и убийстве.

Жоам Гарраль молчал. Его спокойствие, по-видимому, удивило шантажиста. Неужто он допустил ошибку? Но нет! Иначе Жоам Гарраль возмутился бы, услышав столь чудовищные обвинения. Должно быть, он просто хочет узнать, к чему клонит Торрес.

— Жоам Дакоста, — продолжал тот, — я повторяю: вы, и никто иной, бежали из тюрьмы в Вилла-Рике за несколько часов до казни! Что ж вы молчите?

За этим прямым вопросом последовала продолжительная пау­за. Жоам Гарраль, все так же спокойно, отошел в сторону и сел. Облокотившись на маленький столик, он смотрел прямо в глаза своему обвинителю, не опуская головы.

— Какого ответа вы ждете от меня? — твердо спросил Гар­раль.

— А такого, — с расстановкой проговорил Торрес, — который помешал бы мне пойти в Манаусе к начальнику полиции и сказать ему: здесь находится человек, которого нетрудно опознать даже по прошествии двадцати трех лет; он — наводчик и участник кражи алмазов в Тижоке, сообщник убийц конвоя, осужденный, но сбежавший перед казнью. Его настоящее имя — Жоам Дакоста, хотя он называет себя Жоамом Гарралем.

— Выходит, — сказал Жоам Гарраль, — мне нечего вас опасать­ся, если я отвечу вам так, как вы хотите?

— Разумеется! Ведь тогда ни вам, ни мне незачем будет про­должать разговор.

— Ни вам, ни мне? — переспросил Жоам Гарраль. — Значит, я должен заплатить вам за молчание не деньгами?

— Нет! Сколько бы вы мне ни предложили!

— Чего же вы хотите?

— Жоам Гарраль, я ставлю вам одно-единственное условие. Только не спешите отвергать его, помните, что хозяин положе­ния — я.

— Каково же ваше условие?

Торрес минуту помедлил. Он ждал ожесточенного торга, уни­женных просьб, слез... Наконец, скрестив руки на груди, гость сказал:

— У вас есть дочь. Она мне нравится, и я хочу на ней жениться.

— Стало быть, — проговорил Жоам Гарраль, — достопочтен­ный Торрес хочет войти в семью убийцы и грабителя?

— А уж это дело мое. Я хочу быть зятем Жоама Гарраля и буду им!

— Однако вам должно быть известно, что моя дочь выходит замуж за Маноэля Вальдеса?

— Откажите Маноэлю Вальдесу!

— А если моя дочь не захочет?

— Если вы расскажете ей все, она согласится, — не моргнув глазом ответил Торрес.

— Все?

— Все, коли понадобится. Когда ей придется выбирать между собственными чувствами и честью семьи, жизнью отца, она не станет колебаться!

— Какой же вы мерзавец, Торрес! — с расстановкой произнес Жоам Гарраль, по-прежнему не теряя хладнокровия.

— Мерзавец и убийца всегда могут столковаться!

Тут Жоам Гарраль встал, подошел к негодяю и, глядя на него в упор, проговорил:

— Если вы хотите войти в семью Жоама Дакосты, значит, вы знаете, что Жоам Дакоста неповинен в преступлении, за которое был осужден.

— Вот как!

— И еще: у вас, должно быть, имеется доказательство моей невиновности, которое вы собираетесь огласить в тот день, когда женитесь на моей дочери.

— Давайте говорить начистоту, Жоам Гарраль. — Торрес по­низил голос до полушепота. — Посмотрим, откажетесь ли вы отдать за меня свою дочь, когда выслушаете меня.

— Я слушаю вас, Торрес.

— Вы угадали, — проговорил авантюрист, медленно, будто нехотя, цедя слова. — Я знаю, что вы невиновны! Более того, мне известно имя настоящего преступника, и я могу доказать вашу невиновность!

— А где тот, кто совершил преступление?

— Он умер.

— Умер! — воскликнул Жоам Гарраль, побледнев как полот­но: теперь, считал он, у него нет ни малейшей надежды оправдать­ся.

— Я познакомился с ним много лет спустя после ограбления, — продолжал Торрес. — Незадолго до смерти он испугался, что ему не простится страшный грех, и описал своей рукой историю кражи алмазов во всех подробностях. Он знал, где скрывается Жоам Дакоста и под каким именем невинно осужденный начал новую жизнь. Знал, что Дакоста богат, живет в кругу счастливой семьи, но знал и то, что осужденный на смерть не может быть счастлив. Так вот, настоящий преступник решил вернуть мнимому грабителю доброе имя, на которое тот имел право!.. Перед сме­ртью он поручил мне, своему товарищу, сделать то, чего не успел сам, и отдал бумагу, доказывающую невиновность Дакосты, велев передать ее по назначению.

— Имя этого человека! — потребовал Жоам Гарраль, неволь­но повысив голос.

— Я скажу вам его, когда мы породнимся.

— Где записка?

Жоам Гарраль был готов броситься на Торреса, обыскать его и вырвать у него доказательство своей невиновности.

— Записка в надежном месте, — ответил Торрес, — и вы полу­чите ее после того, как ваша дочь станет моей женой. Ну, что? Вы еще не передумали?

— Нет, — сказал Жоам Гарраль, — но за эту записку я даю вам половину моего состояния.

— Согласен и на половину! Но при условии, что Минья принесет ее мне в виде приданого, — заявил бразилец.

— Так вот как вы выполняете волю умершего грешника, в порыве раскаяния попросившего вас исправить содеянное им зло!