Андрей Саломатов - Танатос

– Давненько я этого не слышал! – расхохотался Алтухов. – Не страшно! Ибо никто не знает, во что нас преобразует грядущее…

– Да, порассуждать о жизни ты умеешь, – сказала Ольга. – А вот жить… И грядущее твое, достаточно посмотреть на тебя…

– Ну с тобой-то все ясно, ты-то все знаешь, – перебил ее Алтухов.

– Поэтому и живешь одна.

Ольга молча смотрела на Алтухова, а он махнул ей рукой, прикрыл за собой дверь комнаты и покинул квартиру.

После посещения жены на душе у Алтухова полегчало. Он не мог себе объяснить, почему это произошло, да и не пытался. Он ехал в автобусе и уже спокойно, без истерики размышлял о том, что Паша знал о своем отъезде как минимум за полгода и все это время молчал. "Значит, он меня уже тогда похоронил, – подумал Алтухов.

– А действительно, что он мог написать мне? Держись, старик?

Когда-нибудь увидимся? Приезжай ко мне в Америку?" Алтухов вспомнил тот случай, после которого Пашина жена потребовала, чтобы он больше у них не появлялся. Это произошло в то время, когда они с Ольгой разменивали квартиру. Алтухов поселился у Паши с Надей, но домой возвращался только поздно вечером, чтобы не надоедать хозяевам. Целыми днями он болтался по Москве, изредка заходил по объявлению в какую-нибудь контору и, получив очередной отказ, с облегчением уходил. Алтухов делал это лишь для очистки совести, поскольку устраиваться на работу в таком состоянии не имел душевных сил. А через три месяца, перед самым разменом, Пашина жена устроила им обоим скандал.

Собственно, разговор был о том, что Алтухов "хорошо устроился" – сидит у них на шее и даже не пытается как-то изменить положение.

Похоже было, что она давно готовилась к своему "выступлению" и наговорила Алтухову много неприятных, но в принципе верных вещей. Во время монолога жены Паша молчал, а Алтухов послушал ее минут десять, а затем сказал, что она безмозглая дура и только из-за Паши он не позволяет себе выложить все, что о ней думает.

Но все же сказано было достаточно, и Алтухову пришлось уйти.

Где-то с неделю он жил у двоюродной сестры, а затем появилась комната в коммуналке.

Ссора эта никак не повлияла на их с Пашей отношения, но встречались они с тех пор только в мастерской и чем дальше, тем чаще, до позавчерашнего дня.

Автобус остановился у метро, и Алтухов вышел из него. "Все, – подумал он. – Сегодня. Сегодня ночью. Не бойся, не испугаюсь. Да мне, собственно, и ничего другого не остается – все концы обрублены, возвращаться некуда и ни к чему. Давай, давай, – подбадривал он себя. – Из жизни надо уходить, как с плохого кино, со словами: "Ерунда, зря только потратил время". Все уже видано-перевидано, нет таких слов, которые не были бы сказаны, нет таких мыслей, которые я не передумал бы. Осталось только сказать последние слова: я ухожу".

На Ленинградском вокзале Алтухов взял билет до ближайшей станции. До поезда оставалось около трех часов, и все это время он провел, расхаживая по залу. Один раз у него проверили документы. Алтухов очень нервничал, и, вероятно поэтому, милиционер долго, внимательно изучал паспорт. Он вернул его только после того, как Алтухов предъявил билет на поезд.

Время тянулось ужасно медленно. В эти последние часы и минуты жизни он вдруг почувствовал, что наконец освободился от навязчивого страха перед безликим преследователем в сером пальто и бесформенной кроличьей шапке. Алтухова больше не интересовало, кто он и зачем каждый раз так неожиданно появляется, и Алтухов спокойно бродил вдоль сплошного ряда ярких витрин, удивляясь обилию разноцветных безделушек, словно из Москвы в Петербург ездили одни дети. Несколько раз он выходил погулять на улицу, но из-за холода каждый раз быстро возвращался назад. Он остался на вокзале и тогда, когда диспетчер объявила посадку на поезд. Ему не хотелось сидеть в тесном купе под неприязненными взглядами попутчиков. В том, что на него будут смотреть и смотреть с подозрением, Алтухов не сомневался, а потому решил оттянуть момент вселения и знакомства.

В вагон Алтухов вошел за несколько секунд до отправки поезда. Он выглянул из-за плеча проводницы в раскрытую дверь и мысленно попрощался с Москвой и с тем, что у него было связано с этим городом, – со всей своей жизнью. Этот кусок холодной, заснеженной платформы сейчас олицетворял для него весь его путь, и Алтухову сделалось не по себе, когда дверной проем вдруг загородила коренастая фигура. Поезд уже тронулся, и в этот момент в вагон заскочил опоздавший пассажир с большим портфелем.

Он был в сером пальто и старой кроличьей шапке. -‘Тьфу-у, успел, – выдохнул пассажир и, сбивая с ботинок снег, прошел в вагон.

Проводница закрыла дверь и удалилась к себе, а Алтухов, пораженный появлением преследователя, остался стоять в тамбуре.

Сердце у него заныло от нехорошего предчувствия. Вся та торжественность, на которую он настраивался весь вечер, исчезла, а на смену ей пришло непонятное беспокойство – он снова ощутил себя на поводке. Это был тот самый поводок, который не давал ему покоя всю жизнь и своей длиной определял круг его интересов и степень свободы.

"Обману, – с отчаянием подумал Алтухов. – Все равно обману".

В свое купе Алтухов вошел, когда попутчики давно уже распихали вещи по углам и полкам и переоделись. Они собирались ужинать, и появление столь нереспектабельного соседа привело этих людей в некоторое замешательство.

Алтухов поздоровался и, не раздеваясь, сел с краю у самой двери.

На некоторое время в купе воцарилась тишина. Затем, смущаясь, Алтухов показал попутчикам билет и пояснил:

– Мое место тридцать второе, верхнее.

Он чувствовал себя здесь лишним. Попутчики – семья из трех человек – сели ужинать, а Алтухов, помаявшись, встал и вышел из купе. "Как мне все это надоело", – подумал он.

В тамбуре Алтухов прислонился к стене и простоял так не менее часа. Из вагона в вагон постоянно ходили люди, и Алтухов, провожая их взглядом, гадал: тот это человек или нет. Определить было почти невозможно, потому что лица он так и не запомнил, пассажиры разделись и стали похожи один на другого.

"Теперь он, наверное, в синем спортивном костюме", – подумал Алтухов.

Время было позднее. Пассажиры наконец угомонились, а вскоре в купе погасили свет. Алтухов несколько раз заглядывал в вагон, ожидая, что вот сейчас в проходе появится его преследователь, но незнакомец как будто не торопился, и он решил, что пора deiqrbnb`r|. Это страшное решение отозвалось в его душе таким отчаянием и ужасом, что он закрыл лицо руками и очень быстро забормотал:

– Все-все-все! Пора! Успокойся! Это просто. Главное ты уже сделал. Осталась ерунда.

Алтухов взялся за холодную алюминиевую ручку, повернул замок и резко дернул дверь на себя. Лязгающий грохот идущего поезда оглушил Алтухова. Поток ледяного воздуха ударил ему в лицо, и вместе с ним в тамбур несло колючую, как металлические опилки, снежную крупу. Она хлестала по лицу и рукам так неистово, будто пыталась загнать его назад в теплое чрево вагона.