Патрик Несс - Поступь хаоса

Я смотрю на девочку, которая, по-прежнему не моргая, глазеет на меня. Свечу фонариком ей в лицо. Она морщится и отворачивается.

— Откуда ты родом? — спрашиваю. — Отсюдова?

Я тычу фонарем в карту и ставлю палец на второй город. Девчонка не шевелится, поэтому я машу ей рукой, но она по-прежнему неподвижно глазеет на меня. Я вздыхаю, сую дневник ей чуть ли не в лицо и подсвечиваю страницу.

— Я, — показываю на себя, — вот отсюдова. — Показываю на ферму к северу от Прентисстауна. — Это, — обвожу руками болото, — здесь. — Тычу в него пальцем на карте. — А идем мы вот сюда. — Указываю на второй город. Бен написал его название, но… А… неважно. — Ты отсюдова? — Показываю на девчонку, потом на город, потом снова на девчонку. — Ты отсюдова?

Наконец она переводит взгляд на карту, однако на увиденное никак не реагирует.

Я с досадой вздыхаю и отхожу. Мне неловко стоять так близко.

— Ну лучше бы ты была оттуда. — Я снова опускаю глаза на карту. — Потомушто мы туда идем.

— Тодд! — тявкает Манчи.

Я поднимаю голову. Девчонка начала ходить кругами по полянке и рассматривать деревья и кусты, как бутто уже видела их.

— Ты чего? — спрашиваю.

Она смотрит на меня, на мой фонарик и показывает пальцем между деревьев.

— Что? У нас нет времени…

Она опять показывает в нужную сторону и идет туда.

— Эй! — кричу ей вслед. — Эй , стой!

Что ж, придется бежать за ней…

— Мы должны идти по карте! — Я ныряю под ветки цепляюсь за них рюкзаком. — Эй, подожди!

Я коекак плетусь дальше, Манчи бежит следом, а от фонарика почти никакой пользы — луч только выхватывает из темноты отдельные ветки, сучки и лужи. Мне приходится то и дело опускать голову и выдирать откуданибудь рюкзак, такшто смотреть вперед, чтобы не упустить из вида девчонку, почти некогда. Вдруг она встает возле упавшего дерева с вроде бы обугленным стволом.

— Ты чего? — повторяю я, наконец ее догнав. — Куда ты…

И тут я все вижу.

Дерево и впрямь обгорело, причем недавно — неопаленные щепки почти белые и совсем свежие. А рядом полно точно таких же обугленных стволов, по обеим сторонам здоровой свежевырытой канавы: ее как бутто прорыл упавший с неба огромный горящий предмет.

— Что случилось? — Я обвожу фонарем канаву. — Кто это сделал?

Девчонка смотрит налево, туда, где один конец канавы исчезает в черноте ночи. Я направляю туда фонарик, но свет слишком слабый. И всетаки меня не покидает ощущение, что там что-то есть .

Девчонка молча уходит во мрак, навстречу неизвестно чему.

— Ты куда? — спрашиваю я, не надеясь на ответ, и никакого ответа, ясно дело, не получая. Манчи пускается за девчонкой, как бутто хозяин теперь не я, а она, и они вместе скрываются в темноте. Я держусь на расстоянии. От девчонки все еще исходит тишина, и она все еще меня пугает, точно вот-вот проглотит целый мир и меня вместе с ним.

Я машу фонариком туда-сюда, стараясь осветить каждый дюйм болота. Кроки обычно так далеко не забираются, но мало ли, да к тому же тут водятся ядовитые красные змеи и кусачие водяные куницы, а при нашей везучести с нами почти непременно произойдет все плохое, что только может произойти.

Мы приближаемся к концу канавы, и в свете фонарика начинает что-то мерцать: явно не дерево, не куст и не животное.

Что-то железное. Что-то большое и железное.

— Что это?

Мы подходим ближе, и мне поначалу кажется, что это ядерный мопед: какой придурок мог заехать на мопеде в болото? Они и по проселочным дорогам с трудом ездят, а уж грязь и корни им точно не по зубам.

Только это не мопед.

— Погоди.

Девчонка останавливается.

Ну надо же, а! Остановилась!

— Ты меня понимаешь!

Нет ответа.

— Ладно, погоди минуту, — говорю я, потомушто у меня в голове рождается одна мысль. Мы еще не подошли к железной штуке вплотную, но я вожу лучом по железу и по вырытой канаве, потом снова по железу. И по обгоревшим деревьям вокруг. Мысль почти сложилась.

Девчонке надоедает ждать, и она идет прямиком к железной штуке. Я тоже. Мы огибаем обугленное бревно, которое до сих пор тлеет в некоторых местах, и вот перед нами огромное не-пойми-что, здоровее самого здорового мопеда, но мне все равно кажется, что эта штука — только часть чего-то большего. Она вся разбитая и обгоревшая, и хотя я понятия не имею, как она выглядела раньше, мне ясно: вапщемто это обломки.

Обломки корабля.

Воздушного корабля. Или даже космического .

— Он твой? — спрашиваю я, направляя луч на девчонку. Она как обычно молчит, но ее молчание похоже на согласие. — Твой корабль разбился?

Я обвожу лучом всю ее одежду: она немного чудная, но не сказать, что уж совсем непохожа на мою.

— Откуда ты?

Конечно, девчонка ничего не говорит: вместо этого она снова уходит в темноту. На сей раз я не иду следом, а продолжаю разглядывать корабль. Точно корабль, вы только посмотрите на него! Разбился почти всмятку, но вот это явно кусок обшивки, там — двигатель, а здесь, похоже, иллюминатор.

Первые переселенцы построили свои дома из кораблей, на которых прилетели. Потом, конечно, в Прентисстауне появились настоящие деревянные дома, но Бен говорит, что после приземления надо как можно скорей соорудить себе укрытие, а проще всего его соорудить из подручных материалов. Наши церковь и заправка до сих пор отчасти сколочены из обшивки тех кораблей, некоторые отсеки даже сохранились целиком. И хоть этой горе железа досталось не на шутку, если посмотреть на нее под правильным углом, можно увидеть старинный прентисстаунский дом. Дом, который упал с неба и сгорел.

— Тодд! — раздается из темноты лай Манчи. — Тодд!

Я бегом мчусь за ними, огибаю обломки и вижу перед собой часть корабля, которая сохранилась лучше остальных. Можно даже различить дверь, к которой ведет коротенькая лестница, и свет внутри.

— Тодд! — лает Манчи, и я направляю на него луч света. Он стоит рядом с девчонкой, которая неотрывно смотрит на что-то внизу. Я свечу туда фонариком и вижу две вытянутые груды одежды.

Только это не одежда, а трупы, так?

Я подхожу ближе. Один труп — мужчина, у которого почти все тело и одежда обуглились. На лице тоже ожоги, но все равно видно, что это мужчина. Во лбу зияет рана, которая убила бы его и без ожогов, но какая уж теперь разница, он все равно умер. Умер и лежит на болоте.

Я свечу фонариком дальше: рядом с ним женщина, верно?

Мне спирает грудь.

Первая настоящая женщина в моей жизни. Это как с девчонкой: я никогда не видел женщин живьем, но если бы на свете были женщины, они были бы вот такими.

И она, конечно, тоже мертвая, только с виду не разберешь отчего: ожогов и ран нет. Наверное, от удара ей перебило внутренности.

И всетаки это женщина. Самая настоящая.