Патрик Несс - Поступь хаоса

Я поднимаю голову:

— Нормальная жизнь? В Прентисстауне?!

Бен смотрит мне в глаза, его Шум настолько пропитан скорбью, что непонятно, как он под такой тяжестью еще держится на ногах.

— Почему вы не сбежали? — спрашиваю я.

Он потирает лицо:

— Мы тоже до последнего не верили, на что способны люди мэра. По крайней мере, я не верил. Надо было поднимать ферму, и я думал, что весь этот шум — пустые слухи и паранойя — скоро утихнет и что твоя мама тоже немного спятила, раз верит в такую чушь. Я думал так до последнего. — Бен хмурится. — Я оказался дураком и слепцом по собственной воле. — Он отводит глаза.

Тут я вспоминаю, как он пытался утешить меня после убийства спэка.

«Мы все совершаем ошибки, Тодд. Все».

— А потом стало поздно, — продолжает Бен. — Дело было сделано, и слухи о Прентисстауне понеслись по миру, как лесной пожар. Распространяли их те, кому удалось бежать. Всех мужчин Прентисстауна объявили преступниками. Бежать стало некуда.

Руки Виолы по-прежнему скрещены на груди.

— Почему же за вами никто не пришел? Почему Новый свет не вмешался?

— А что бы они сделали? — устало спрашивает Бен. — Развязали бы очередную войну, только на сей раз между вооруженными людьми? Бросили бы нас в тюрьму? Нет, они просто издали закон: любой мужчина, который покинет пределы прентисстаунского болота, должен быть немедленно казнен. И поставили нас в известность.

— Они должны были… — Виола всплескивает руками. — Не знаю, ну хоть что-нибудь предпринять!

— Если чужая беда не касается тебя напрямую , — говорит Бен, — проще о ней не думать. Между нами и Новым светом раскинулось болото. Мэр известил остальные поселения, что отныне мы — город-изгой. Обреченный на медленную смерть, разумеется. Мы согласились никогда не покидать Прентисстаун, в противном случае нас догонят и убьют.

— Неужели никто не пытался? — спрашивает Виола. — Никто не пробовал сбежать?

— Пытались , конечно, — многозначительно отвечает Бен. — В наших краях люди нередко пропадали без вести.

— Но если вы с Киллианом были не виноваты… — начинаю я.

— Мы были виноваты, — решительно и горько отвечает Бен. — Еще как.

— То есть?! — Я вскидываю голову. Тошнота все не отступает. — Что значит «виноваты»?

— Вы позволили этому случиться, — отвечает Виола за Бена. — Вы не умерли вместе с остальными, кто пытался защитить женщин.

— Да, мы не стали сражаться и не умерли. — Бен качает головой. — Значит, мы виноваты.

— Почему же вы не сражались? — спрашиваю я.

— Киллиан хотел, — быстро отвечает Бен. — Ты должен это знать: он хотел сражаться, он готов был умереть, лишь бы остановить мэра!.. Но я ему не позволил.

— Почему?

— Понимаю, — шепчет Виола.

Я в растерянности смотрю на нее:

— Что понимаешь?

Она глядит на Бена, не отрываясь.

— Они могли погибнуть за свои идеалы и бросить тебя умирать либо стать пособниками мэра и дать тебе нормальную семью.

Слово «пособники» я слышу первый раз в жизни, но догадаться, что оно значит, нетрудно.

Они сделали это ради меня. Весь этот ужас из-за меня.

Бен и Киллиан. Киллиан и Бен.

Они пошли на преступление, чтобы я выжил.

Не знаю, что мне думать и чувствовать.

Почему же так сложно сделать правильный выбор?

Поступать правильно должно быть легко. А на деле выходит наоборот — как всегда.

— Словом, мы стали ждать, — продолжает Бен. — И жить в городе-тюрьме, полном самого гнусного Шума на свете: раньше ведь Шум был гораздо лучше — до того, как мужчины начали отрицать собственное прошлое, а мэр стал морочить им головы своими грандиозными планами. Мы ждали дня, когда ты повзрослеешь и сможешь убежать, ничего не зная о страшном прошлом Прентисстауна. — Бен трет рукой голову. — Но ждал и мэр.

— Когда я повзрослею?

— Когда последний мальчик Прентисстауна станет мужчиной, — кивает Бен. — Мальчикам, ставшим мужчинами, рассказывали всю правду. Точней, особую версию правды. И тогда они тоже становились пособниками.

Я вспоминаю его Шум на ферме — о моем дне рождении и взрослении.

О том, что такое пособничество и как оно передается.

Как оно ждет своего часа, чтобы перейти ко мне.

И о мужчинах, которые…

Я выбрасываю это из головы.

— Чушь какая!

— Ты был последним, — говорит Бен. — Если бы мэр смог внушить свои идеи каждому прентисстаунскому мальчику, он бы стал Богом, так? Как создатель, он имел бы над нами полную власть.

— Если падет один

… — говорю я.

— Падут все, — заканчивает за меня Бен. — Вот почему ты так ему нужен. Ты символ его всевластия. Последний невинный мальчик Прентисстауна. Если падешь и ты, его армия будет готова.

— А если нет? — спрашиваю я, раздумывая, не пал ли я уже.

— Если нет, он тебя убьет, — отвечает Бен.

— Выходит, мэр Прентисс такой же безумец, как Аарон, — говорит Виола.

— Не совсем. Аарон просто сумасшедший, а мэр знает, как использовать безумие для достижения своей цели.

— Это какой же? — спрашивает Виола.

— Власти над миром, конечно, — спокойно отвечает Бен. — Ему нужен весь Новый свет.

Я открываю рот, чтобы спросить еще о чем-нибудь, чего знать не хочу, но тут — кто бы мог подумать? — мы все слышим знакомые звуки.

Тук-дук, тук-дук, тук-дук.

Беспощадный и неотвратимый топот копыт — как шутка, над которой никто и никогда не станет смеяться.

— Не может быть … — выдыхает Виола.

Бен уже вскочил на ноги и прислушивается.

— Похоже, всадник всего один.

Мы дружно смотрим на дорогу, немного поблескивающую в лунном свете.

— Бинокль! — кричит Виола прямо мне в ухо.

Я без слов достаю его из сумки, включаю ночное видение и смотрю на дорогу в направлении звука, звенящего в ночном воздухе.

Тук-дук, тук-дук.

Я смотрю все дальше, дальше…

И наконец вижу.

Вот он .

Ну конечно, это он, кто же еще?

Мистер Прентисс-младший, целый и невредимый.

— Черт, — слышу я голос Виолы, прочитавшей мой Шум. Передаю ей бинокль.

— Дейви Прентисс ? — восклицает Бен, тоже прочтя мои мысли.

— Единственный и неповторимый. — Я кладу бутылки с водой обратно в сумку. — Бежим отсюдова.

Виола дает бинокль Бену, и тот тоже смотрит на дорогу, потом отводит бинокль и быстро окидывает его взглядом:

— Хитрая штука!

— Нам пора бежать, — говорит Виола. — Как обычно.

Бен поворачивается к нам, все еще держа в руке бинокль. Он переводит взгляд с меня на Виолу и обратно, и я уже вижу, что крутится у него в голове.

— Бен… — начинаю я.

— Нет, — обрывает меня он. — Здесь мы должны расстаться.

— Бен…

— Уж с клятым Дейви Прентиссом я как-нибудь справлюсь, не переживай.

— Он вооружен — говорю я. — А ты нет.