Патрик Несс - Поступь хаоса

Я расставляю ноги чуть шире и не свожу с него глаз: Аарон продвигается к той половине пещеры, где установлена кафедра. То есть ближе к обрыву.

— Это ты, — продолжаю я. — Жертва ты.

Я распахиваю свой Шум как можно шире: и Аарон, и Виола должны увидеть, что я говорю правду.

Потомушто перед моим побегом с фермы Бен успел мельком показать, как мальчики Прентисстауна становятся мужчинами, и почему они больше не разговаривают с другими мальчиками, и как они становятся пособниками всех страшных преступлений…

Мне трудно это произнести…

Но…

Они становятся мужчинами, когда убивают.

Без помощи взрослых, сами, в одиночку.

Все те пропавшие без вести…

Никуда они не пропадали.

Мистер Ройял, мой старый школьный учитель, который однажды перепил виски и застрелился, на самом деле не застрелился. В свой тринадцатый день рождения его убил Сэб Манди: встал и спустил курок на глазах у остальных мужчин Прентисстауна. Мистер Голт, чье стадо перешло к нам два года назад, хотел пропасть без вести. Но мэр Прентисс догнал его и — в полном согласии с законом Нового света — казнил. Правда, сначала он дождался тринадцатого дня рождения своего сына, а уж тот в одиночку замучил мистера Голта до смерти.

И так далее, и так далее. Мальчики убивали мужчин и сами становились мужчинами. Если людям мэра удавалось поймать какого-нибудь беглеца, его припрятывали до очередного дня рождения. А если нет — что ж, тогда они выбирали неугодного им прентисстаунца и объявляли что он пропал без вести.

Жизнь мужчины отдавали в руки мальчика.

Мужчина умирает, мужчина рождается.

Все виновны. Все пособники.

Кроме меня.

— О господи! — слышу я голос Виолы.

— Но я не захотел подчиниться, так? — говорю я.

— Ты был последним, Тодд Хьюитт, — говорит Аарон. — Последним солдатом безупречной армии Господа Бога.

— Бог никакого отношения к вашей армии не имеет, — говорю я. — Опусти винтовку. Теперь я знаю, что мне нужно сделать.

— Но убийца ли ты, Тодд? — спрашивает Аарон, склонив голову набок и все шире растягивая невозможную улыбку. — Может, просто врунишка?

— А ты прочти меня. Прочти — и узнаешь, на что я способен.

Аарон теперь стоит за кафедрой, глядя прямо на меня и протягивая ко мне жадные щупальца своего Шума. Жертвоприношение, слышу я, и божий промысл, и святой мученик.

— Может, ты и прав, малыш Тодд.

И он кладет винтовку на кафедру.

Я сглатываю слюну и стискиваю рукоять ножа.

Но тут он глядит на Виолу и издает тихий смешок.

— Нет уж! — говорит он. — Маленькие девочки такие хитрые!

И непринужденно спихивает винтовку в водопад.

Мы даже не успеваем заметить, как она исчезает.

Но ее больше нет.

Есть только я и Аарон.

И нож.

Проповедник разводит руки в стороны и принимает свою обычную позу. Да-да, он как бутто вновь оказался за кафедрой прентисстаунской церкви: прислоняется к камню, поднимает ладони кверху и воздевает глаза к белой сияющей крыше над нашими головами.

Его губы беззвучно шевелятся.

Он молится .

— Ты сумасшедший, — говорю я.

— Что ты, я блаженный.

— Ты хочешь умереть.

— А вот и нет, Тодд Хьюитт, — говорит Аарон, делая шаг по проходу в мою сторону. — Ключ ко всему — ненависть. Ненависть движет людьми. Ненависть — это огонь, очищающий душу солдата. Солдат должен ненавидеть .

Аарон делает еще шажок.

— Я хочу не просто умереть, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты меня убил .

Я начинаю пятиться.

Его улыбка меркнет.

— Неужто наш мальчик заврался?

— Зачем?! — говорю я, продолжая пятиться. Виола идет со мной, а сверху сияет рисунок Нового света. — Зачем ты это делаешь?! Какой в этом смысл?

— Господь указал мне путь, — отвечает Аарон.

— Мне почти тринадцать лет, — говорю я, — и всю свою жизнь я слушал только мужчин .

— Потому что Господь увещевает через нас.

— Дьявол тоже, — добавляет Виола.

— Ну надо же, оно разговаривает! Это слова соблазна, призванные усыпить…

— Заткнись! — обрываю его я. — Не смей с ней заговаривать.

Пятясь, я уже прошел мимо всех рядов и теперь сворачиваю направо. Аарон следует за мной. Виола тоже. Мы медленно движемся по кругу. Я держу нож перед собой. Все покрывают мелкие брызги. Зал вращается вокруг нас, уступ по-прежнему очень скользкий, а стена воды по-прежнему белая от яркого солнца.

И грохот, непрекращающийся грохот.

— Ты последнее испытание, — говорит Аарон, — последний элемент совершенной мозаики. Когда ты встанешь на сторону армии, в ней не останется слабых звеньев. На нас снизойдет истинная Божья благодать. Если падет один, падут все, Тодд. А пасть должны все. — Он стискивает кулаки и опять поднимает голову. — Только тогда мы переродимся! Только тогда мы сможем переделать этот проклятый мир…

— А я испортил вам планы, — говорю я, и он недовольно хмурится. — Не захотел никого убивать.

— Вот именно, — кивает Аарон. — Поэтому ты у нас такой особенный. Мальчик, который не умеет убивать!

Я украдкой кошусь на Виолу, шагающую в стороне от меня. Мы продолжаем двигаться по кругу.

И сейчас мы с Виолой подходим к той части пещеры, откуда начинается туннель.

— Но Господу нужна жертва, — продолжает Аарон. — Мученик. И кто, как не глашатай Божий, лучше всего подойдет на эту роль?

— Никакой ты не глашатай, Бог ничего тебе не говорит! Хотя смерти желает, это точно.

Взгляд у Аарона такой пустой и безумный, что мороз дерет по коже.

— Я стану святым, — говорит он голосом, в котором полыхает огонь. — Так мне уготовано.

Аарон дошел до конца прохода и теперь идет за нами вдоль невысоких скамей.

Мы с Виолой продолжаем пятиться.

Туннель совсем близко.

— Но как мне подтолкнуть мальчика? — продолжает Аарон, глядя на меня пустыми дырами глаз. — Как подвести его к взрослой жизни?

И тут он обрушивает на меня свой Шум — громоподобный, всеохватный.

Мои глаза распахиваются.

Сердце уходит в пятки.

Плечи сгибаются под страшным грузом.

Я вижу картину. Выдуманную, ненастоящую картину, но ложь не менее наглядна, чем правда, и я вижу все в мельчайших подробностях.

Он хотел убить Бена.

Так он надеялся принудить меня к убийству. Так они задумали все провернуть. Чтобы создать идеальную армию и сделать из меня убийцу, они решили расправиться с Беном.

И заставить меня смотреть.

Чтобы я всей душой возненавидел Аарона.

Мой Шум теперь так ревет, что его слышно даже через грохот водопада.

— Ах ты клятый …

— Но потом Господь послал знамение, — говорит Аарон, глядя на Виолу. Его глаза таращатся еще сильней, кровь льет из раны, дыра на месте носа растягивается. — Девочку, — поясняет Аарон. — Девочку с неба.