Пол Стюарт - Громобой

Подлиниус прошелся по комнате и остановился перед зеркалом, отражавшим его во весь рост, улыбнулся, приосанился и вскинул голову.

— За Вас, Вилникс Подлиниус, — произнес он, поднимая бокал. — За Высочайшего Академика Санктафракса!

В этот момент снова раздался скрежет, па этот раз сильнее обычного. Летающая скала задрожала, Личный Кабинет закачался, и зеркало затряслось. Высочайший Академик вздрогнул, и хрустальный бокал выскользнул у него из рук. Раздался приглушенный звон разбитого стекла, а вино кровавым пятном расползлось по белоснежному меху на полу.

Высочайший Академик отступил с выражением брезгливости на лице. В это время он услышал характерный свистящий звук падающего предмета, за которым последовал жуткий грохот. Вилникс замер. Потом повернулся: на полу в тысяче мельчайших осколков лежало зеркало. Нагнувшись, он подобрал кусочек стекла и повертел его в руках.

Как там говаривала бабушка? «Зеркало разобьется — печаль в дом ворвется». Он вглядывался в темный глаз, пристально смотревший на него из острого осколка, а потом подмигнул. «Хорошо, что мы не верим в приметы», — сказал себе Подлиниус и весело за гоготал.

Предводительница гоблинов — низкая приземистая гоблиниха по имени Мим — глубоко вздохнула, теребя амулеты и талисманы, висевшие на шее, и шагнула. Она вздрогнула, когда мягкая грязь просочилась между пальцами ее ног.

Скрид Пальцеруб уничижительно взглянул па нее:

— Ты все еще думаешь, что сумеешь сама пройти через Топи?

Мим не обратила внимания на его слова. Хлюп, хлюп, хлюп. Бледная липкая грязь покрыла ее лодыжки, затем икры и колени. Тогда Мим остановилась. Она понимала, что, если каким-то чудом ей самой и удастся перейти через Топи, ни старому Торпу, ни малышам никогда не сделать этого.

— Хорошо, — сказала она и сердито повернулась, продолжая проваливаться в трясину. Она подобрала юбку — грязь поднималась все выше. — Помоги мне выбраться отсюда, — произнесла она.

Скрид сделал шаг вперед и протянул костлявую белую руку. Подобно Топям, которые были его домом, каждый дюйм его тела был того же оттенка, что и бескрайняя поверхность трясины. Он вытащил гоблиниху, поставил на твердую почву и, стоя руки в боки, смерил ее презрительным взглядом.

Гоблиниха порылась в своем мешке.

— Пятьдесят с каждого, как ты сказал, — проговорила она, — это будет… — Она подсчитала. — Пятьсот.

Скрид замотал головой.

— Цена выросла, — гнусаво сказал он, передразнивая гоблиниху. — По сотне с каждого. Теперь это будет стоить столько.

— Но ведь это все наши сбережения, — выдохнула Мим. — На что же нам прикажешь жить, когда мы доберемся до Нижнего Города?

Скрид пожал плечами:

— Это меня не касается. Я не заставляю вас идти со мной. Если вы сами можете перебраться через Топи с их грязью и ядовитыми ямами, не говоря уже о свирепых мордорылах, рыбах-липучках и белых воронах, которые разорвали бы вас на кусочки, если бы заметили… Впрочем, решайте сами.

Мим угрюмо поглядела на остальных членов своего семейства, сбившихся в кучу на краю трясины. Она поняла, что выбор прост: либо они доберутся до Нижнего Города, либо они не доберутся туда никогда.

— Вот тысяча. — Гоблиниха вздохнула, отдавая деньги. — Но твоя цена непомерно высока, чересчур высока.

Скрид Пальцеруб схватил деньги и сунул их в карман. Он отвернулся, процедив сквозь зубы:

— Моя цена гораздо выше, чем вы можете себе это представить, сударыня! — И он отправился по бесцветной липкой грязи.

Семья гоблинов собрала свои пожитки.

— Ну, пошли! — нетерпеливо крикнул им Скрид. — Давайте живо. Держаться вместе. Идти там, где иду я. И не оглядываться!

Профессор Света был рассержен.

— Проклятые цепи, проклятое сверление, проклятый Вилникс Подлиниус! — рычал он, стиснув зубы. — Неужели требуется разрушить Санктафракс, чтобы его спасти?! — Он поднял кипу книг и начал их расставлять по полкам.

Всегда повторялось одно и то же: каждый раз, когда к летучей скале прикрепляли новую цепь, в его скромном кабинете из-за тряски наступал настоящий хаос. Бесценные аппараты ломались, уникальные опыты срывались, а библиотека оказывалась на полу.

Поставив последнюю книгу на место, профессор вернулся к письменному столу. Он уже собирался сесть, когда краем глаза заметил нечто совсем уж нежелательное. Но в этот миг раздался стук в дверь и Профессор Темноты ворвался в кабинет.

— Нам надо поговорить! — выпалил он.

Профессор Света не шелохнулся.

— Посмотрите, — мрачно произнес он.

— Что такое?

— Там. — Профессор указал на стену. — Свет!

Профессор Темноты засмеялся.

— Ну, вы должны быть довольны. Ведь свет как-никак — сфера ваших научных интересов и исследований.

— Как ваших — темнота, — огрызнулся Профессор Света. — Или, точнее, отсутствие света. Но всему свое место. И точно так же, как тьма воцарилась в сердце вашего бывшего протеже Вилникса Подлиниуса, так и свет проникает через трещины в стене. — Он повернулся и постучал по ступке. — Видите, все разваливается.

Профессор Темноты печально вздохнул:

— Мой кабинет с таком же ужасном состоянии. Первое, что сделал Вилникс, став Высочайшим Академиком, — забрал себе великолепное здание Школы Света и Темноты, отослав двух профессоров и их кафедры в полуразвалившуюся Башню Дождеведов. Взрыв, произошедший в башне, сильно повредил ее. И каждый раз, когда к скале прикрепляли новую цепь, разрушения умножались. Окончательный развал башни являлся лишь делом времени.

— Все, так больше не может продолжаться! — заявил Профессор Света. — Поэтому…

— Поэтому нам надо поговорить, — вставил Профессор Темноты.

— Поэтому, — продолжал Профессор Света, — я уже поговорил кое с кем насчет того, как изменить ситуацию.

Профессор Темноты посмотрел на своего коллегу со смешанным чувством восхищения и зависти. Несмотря на стесненные обстоятельства, старое соперничество между академиками продолжалось.

— С кем это вы успели поговорить? — спросил он.

— С Мамашей Твердопух, — последовал ответ.

— С Мамашей Твердопух?! — Профессор Темноты был ошеломлен. — С этой жадной старой курицей? Да она продаст свои собственные яйца, если ее устроит цена. Вы серьезно думаете, что мы можем ей доверять?