Яник Городецкий - Треугольник

Может, не зря говорят: понедельник — день тяжелый. Это сказали не какие-то контуженные замороченные донельзя немцы, а простой народ. Ему, как известно, виднее. Еще какой тяжелый, понедельник этот. Правда, точно такой же, как и воскресенье. И как суббота. А про пятницу и говорить нечего. Умер я в пятницу.

Ну и умер! Привыкай, Март! Надо жить дальше… Или как сказать? Надо быть дальше. Ведь жить, кажется, больше не предвидится. А быть можно и нужно в любом случае.

Вот с таким полуоптимистичным настроем я двинулся в путь. Мне сегодня еще предстояло увидеть много интересного…

К маме я больше не пошел. Почему-то было очень стыдно, и мне казалось, что если я зайду к ней в палату, она сразу обо все догадается. Я пошел просто по городу. Я никогда не ходил гулять вот так, пока был живым. Жалко было времени, да и не возникало такого желания — бродить по улицам без всякой цели. Но сейчас у меня времени столько, что девать его попросту некуда.

Я проходил мимо киосков, больших магазинов со стеклянными витринами, заглядывал в них, чаще всего без особого интереса, потому что ничего, кроме одежды, магазины не рекомендовали. Только у витрины со скейтбордами я остановился, так, ради интереса. Поскольку я не представляю себя на доске с колесами в роли беспредельного скейтера. Хотя было бы неплохо. Только тогда я бы угробил себя куда раньше, разбился бы в первый же день катания. Куда меньше меня заинтересовали бирочки с ценниками. Никогда бы не подумал, что доска на четырех колесах может стоить, как машина.

И еще в другой витрине меня привлек один манекен в дорогущем костюме. Он стоял за стеклом и улыбался. Во-обще-то я ненавижу манекены: они все на одно лицо, и все выглядят, как зомби — глаза неживые, сами застыли в какой-то нелепой позе. Одно слово — трупы. Что-то вроде меня. Но этот был как будто ручной работы. Смотрел он ясно и осмысленно, как живой человек, стоял, облокотившись на стену, вполне естественно, глаза у него были так искусно сделаны, что и придраться было ни к чему. На голове у манекена был парик из непослушных светлых волос, до ужаса натуральных. Я сперва подумал, будто это настоящий человек, но, постояв минуту перед ним, неподвижным, как камень, понял, что это не так. Я засмеялся, посмотрел на него еще раз и пошел дальше.

Мне встретилась парикмахерская. Признаться, я терпеть не могу парикмахерские. Я хожу туда почти каждые две недели и успел возненавидеть их всей душой. Вы будете смеяться, но как только я сажусь в кресло, у меня начинают дико чесаться уши. Да чешутся так, что хочется оторвать их и выбросить. Пытаешься думать о чем-то другом, но это не так-то просто, поверьте мне. Когда чешется так сильно, все мысли сосредоточены только на одном. А почесать эти дурацкие уши я почем-то стесняюсь. Кажется, как только вынешь руки из-под скользкой накидки, на меня начнут орать. Честное слово, я не могу, у меня просто какой-то комплекс рождается, пока я сижу там, в этом дурацком кресле! Да еще я ненавижу, когда на меня кричат — я тут же теряюсь, расстраиваюсь и ничего не могу с собой поделать, такой вот я.

Можно я не буду о грустном? Да и уши чесаться начинают, от одной только мысли о подобном инквизиторском участке, именуемом парикмахерской.

Но сейчас-то мне стричься не надо! Значит, можно и зайти, все равно делать нечего. Тоску это заведение в этот раз на меня не нагонит, зато посочувствую тем несчастным, которых решили обкорнать сейчас. Я толкнул дверь. Все обернулись на скрип, не могли, что ли смазать это несчастье?

— Чего-то шалит дверь. Странное дело, — сказала девушка. Она стригла пожилого мужика с таким похоронным лицом, что я, взглянув на него, испугался. Если, не дай Бог, такая рожа вам ночью приснится, последствия могут быть самыми плачевными… то есть мокрыми.

То, что дядька ненавидит весь мир и каждое живое существо по отдельности, было ясно без слов. Честное слово, на месте этой бесстрашной девушки я бы отказался его стричь.

Еще две парикмахерши, обе постарше, стригли двух ребят — одна, чертыхаясь каждую минуту, маленького мальчишку. Ему было лет пять, и ему было, кажется, дико скучно, он ни секунды не мог усидеть на месте, все крутился, вертелся и ерзал. Со стулом у него, похоже, как и у меня, была взаимная антипатия. Мальчишка подпрыгивал на нем и, казалось, в любую секунду готов был с него соскочить. Да, ну и коллективчик.

Другая женщина стригла девочку постарше, как две капли воды похожую на пацана. Я понял, что она его сестра.

А, ерунда, ничего интересного. Я рассмотрел плакаты, висящие тут и там на стенах, что-то в духе "Ведь я этого достойна?" и других реклам. Плакаты мне понравились. Я подошел поближе к парикмахерам, посмотреть, как они работают. Прочитал все названия на ярких баночках с гелями, шампунями и прочей гадостью. Посмотрел на себя в зеркало, не без опаски, а то мое отражение последнее время стало чудить, помните? Да, здорово я измазал лоб тогда, в парке. Когда алкаша тащил. Я провел рукой по лбу, пытаясь размазать грязь так, чтобы ее не стало видно. Хотя какая разница? Для кого мне стараться?

Тут мальчишка в зеркале покрутил пальцем у виска. Я нахмурился, но уже не испугался так, как раньше. Взял и покрутил тоже. Отражение ухмыльнулось и снова стало моим отражением, целиком и полностью соответствующим действительности. Меня оно даже и не удивило почти в этот раз. Я только поспешил покинуть парикмахерскую, пока извращенная фантазия моего отражения не придумала чего-нибудь новенького.

А с другой стороны, может, это — какая-то загадка, которую и надо разгадать? И тогда я, может, снова стану живым?

В яблочко, Кот. Только результат будет не совсем такой, но, в общем, суть ты уловил наконец.

Что? Опять ты? Ты, который я? Чего ты ко мне лезешь? Я уж надеялся, что я не сумасшедший, а ты опять!

Ты не сумасшедший, Март. Ты просто дохлый. Не пугай меня, ведь если ты сумасшедший, то и я, получается, тоже. Я и ты — одно и то же.

Слушай, ты, прекращай. Я — это я. Я такой один. И не надо сейчас говорить, что ты — это тоже я. Если бы это было так, ты бы был моим внутренним голосом, а ты ведешь себя так, как мое отражение в зеркале!

Теплее, Март. Очень тепло.

Слушай, ты вообще обнаглел! Я с тобой не играю в "горячо-холодно"! Убирайся к черту!

Ну как хочешь. Сам поймешь потом.

Пойму, пойму непременно! Давай иди отсюда!

Я помотал головой. Да, похоже, она начала сдавать. Бедная моя голова.

А все-таки… Значит, мои мысли водят в голове хороводы. Сами, без моего участия. Это, конечно, плохо. С одной стороны. А с другой — на худой конец, с ними теперь можно разговаривать, так же, как и с человеком.

И зеркало. Оно тоже откалывает штучки в том же духе. Мои мысли и отражение решили свести меня с ума, не иначе. Тактика и поведение у них похожи.