Кэтрин Кейв - Генри Гоббс, , покоритель космоса

Пожалуйста, забудьте все, что вы знали до сих пор, — то есть думали, что знаете. Забудьте заголовки и видеосюжеты, а также почасовые сводки, суровые лица, президента Галактики, солдат с лазерными пистолетами и все остальное. Вот вам ПОДЛИННАЯ история, которую вы не услышите ни от кого, кроме меня.

«ЕГ-54» ищет новые формы разумной жизни. Я ищу дорогу домой.

Меня ждет успех. У меня ПОЛУЧИТСЯ.

Что нужно человеку, перед которым стоит трудная задача, — это немного тишины и покоя, чтобы ее решить. Вы, наверное, думаете, будто на звездолете, который направляется в глубины космоса, и того и другого достаточно, правда? А вот и нет. Спокойно тут примерно так же, как на уроке математики у мистера Томаса. Вчера было так тихо, что скука одолела. Сегодня мне собственных мыслей не слышно.

Если бы было слышно, наверное, все оказалось бы очень просто. Потому что вообще-то дела мои не так уж плохи, как я думал. Домой можно добраться сотней разных способов. Только вот надо их обдумать.

Например, можно сделать что-нибудь с двигателем — инструментами Роло. Этим людям даже предохранитель не поменять, не то что самим двигатель починить. Придется вернуться на Омикрон. Раз — и я дома.

Только где он, двигатель? Должен же он быть, иначе мы бы не взлетели. Надо его найти, а потом сделать так, чтобы он сломался. Только не совсем сломался, в этом-то и штука. И эта штука оказывается сложнее, чем я думал, особенно когда мне начали мешать. Просто сумасшедший дом какой-то — то одно, то другое.

То есть, во-первых, майор Разумофф донимает капитана, уговаривая его пойти проверить, как работает измельчитель мусора: дескать, он его починил. Ежу понятно, что капитану сейчас не до этого — у него в разгаре шахматная партия с бортовым компьютером, — но в конце концов он говорит, что ладно, сходит поглядеть на измельчитель.

— А вы разве со мной не пойдете, Разумофф? — спрашивает он, как раз когда я пытаюсь решить, что лучше: контакт расшатать или гайку отвинтить. — А зачем вы надели защитный шлем? Неужели вы думаете, что мы вот-вот разобьемся?

Не знаю, о чем там думает майор, — лично мне надо подумать о своем. Может быть, вместо того чтобы возиться с двигателем, надо просто ночью тайно развернуть звездолет? Куда мы летим, видно только по огоньку на экране в рубке. Заметит ли кто-нибудь, если огонек поползет обратно? Я бы не сказал, что экипаж так уж глядит на экран.

— Да, и правда работает, — слышится голос капитана. — Отлично, Разумофф. А что вы делаете под столом, майор, — что-то потеряли? Тогда почему бы вам не вылезти? Так-то лучше.

Но лучше не становится — по крайней мере, мне. Теперь очередь лейтенанта.

— Что это, капитан? Что это вон там, на экране, совсем рядом с нашим кораблем? — Оставь Джонса одного — и он начнет глядеть на экраны и волноваться, делать ему больше нечего. Готов спорить, что рядом с кораблем ничего нет. Разве что пылинка.

— М-м-м, — отвечает капитан — очень спокойно. — Что-то знакомое, но что именно — никак не вспомню. Очень интересно.

— Что это, что это? — Джонс как будто визжит мне прямо в ухо.

— Не знаю, лейтенант. Возможно, метеорит.

— Метеорит? А что будет, если он в нас врежется?

Не такой уж плохой вопрос. А действительно, что происходит со звездолетом, если он сталкивается с огоньком, который, вероятно, на самом деле метеорит?

— А, — говорит капитан, — от корабля ничего не останется. Мы превратимся в пыль, дрейфующую в бесконечных межзвездных просторах. Примерно так. Я и не знал, лейтенант, что вы интересуетесь философией.

ТУМ.

— Ах да, вспомнил, это не метеорит, а иконка к моей шахматной программе. Успокойтесь, лейтенант. Лейтенант!

Шум, гвалт, плеск воды, шуршание оттаскиваемого тела. С каждой минутой все больше похоже на урок математики.

Я думаю, что самый лучший способ побыстрее добраться домой — это заставить принтер напечатать вот какое сообщение:

Немедленно возвращайтесь. Не задавайте вопросов. На Омикроне вас ждет важное сообщение.

С уважением,

Если бы я только знал, как работает принтер, мысль была бы просто блестящая — с учетом метеорита, измельчителя мусора и того шума, который поднимает майор Разумофф, усевшись за панель управления и обнаружив свой собственный дротик. Я рад, что дротик обнаружил именно майор, и по-моему, даже если бы он действительно решил кого-нибудь убить, то все равно не так бы бесился, но, честное слово, когда все они наконец разбредаются по каютам, не разговаривая друг с дружкой, мне все равно слышно, как Джонс всхлипывает, а майор пинает стенки. Это уже слишком.

— ТИХО! — кричу я. — Я пытаюсь ДУМАТЬ!

Наступает ужасная тишина. Я не хотел. Просто сорвалось.

— Я вообще ничего не делал, — довольно холодно говорит капитан. — Не надо так расстраиваться, Джонс. Или это Разумофф?

Тишина.

— Что ж, полагаю, всем нам нужно быть терпимее. Больше мы об этом говорить не будем.

Уф. Обошлось. Не получится у меня думать, пока они все не заснут.

Ночью, в 23.30, я выбираюсь из каюты и крадусь в ванную, остановившись только для того, чтобы прихватить в кладовой еще зеленой каши для лепки. Ее вполне можно разводить и холодной водой, но мне кажется, что с горячей лепиться будет лучше, и если я намешаю полную раковину и оставлю загустеть, пока принимаю ванну, можно будет перед тем, как начать продумывать серьезные планы, сделать Артуру друзей.

С горячей водой получается лучше. Вскоре раковина уже переполнена зеленой вязкой массой. Я лью в ванну побольше пены и прыгаю в воду. Выдувая пузыри и гоняясь лодочкой за утятами, очень приятно чувствовать, что никто во всей Вселенной не знает, где я. Очень приятно, особенно в сравнении с тем, что происходит дальше.

БРРРРРУИИИИИУИИИИИИ БРРРРРУИИИИИУИИИИИИ!

Это еще что такое?!

— Экипажу немедленно явиться в рубку, — доносится резкий голос капитана. — Все по местам. Тревога.

Какая тревога? Это такая тревога, когда все молча строятся и выходят (спокойно, ребята, бомба взорвется только через двадцать секунд)? А как это, когда я весь мокрый и в рене? Надо было поскорее выбраться из ванны — и все равно я опоздал: весь экипаж уже в рубке, майор рычит, лейтенант блеет. Стоит мне шевельнуться, и они меня услышат, и тогда прощай, Омикрон, — я увижу тебя лишь седым и старым, как мистер Томас.

— Без паники, пожалуйста, — говорит капитан (а я на самом деле и не паниковал), — но у нас на борту посторонний. Я уже некоторое время это подозревал, но сейчас уверен. Понимаете, что это значит, лейтенант? Да, наша экспедиция подходит к концу. Вскоре мы лицом к лицу столкнемся с новой формой жизни, столь долго ускользавшей от человечества. Прямо во время полета на борт проник инопланетянин — вероятно, изменив обличье, инопланетяне всегда так делают. Мы обыщем корабль, все помещения, одно за другим. Крепитесь — вам это понадобится, чтобы вынести зрелище, которое вам предстоит.