Кэтрин Кейв - Генри Гоббс, , покоритель космоса

Но я уже на полпути к станции.

А кто еще на Омикроне может устроить достойную встречу? Мои одноклассники по Академии? Реджинальд, Джордж? Гонзо? Вы шутите: сейчас каникулы, и все они на пляже — пытаются загорать под дождиком. Бегать их искать мне некогда, у меня и так куча дел.

И вообще, подумаешь — зрителей нет! Запомните: я не собираюсь разбазаривать время, задаваясь всякими вопросами и постоянно отвлекаясь на «Почему?» да «Отчего?» и разные там «Кстати, следует упомянуть и…». Зачем звездолет прилетел на Омикрон, меня совершенно не волнует. Конечно, интересно было бы узнать, но это неважно. А важно суметь пролезть на борт, пока никто не видит, и спрятаться, пока звездолет не взлетит, оставив Омикрон и Роло далеко-далеко позади.

Задаваться вопросами можно будет, когда я окажусь в безопасности, а пока что я совсем не в безопасности.

И еще надо пробраться на борт.

Мой план прост, как все гениальные планы. Мистер Томас говорит, что чем план сложнее, тем больше у него слабых мест. Так говорит мистер Томас, но я все равно считаю, что это правда. Вот почему я планирую подождать, пока никто не будет смотреть, а потом взбежать в звездолет по ступеням трапа. По-моему, проще уже некуда, — веселее еще можно придумать, а вот проще — нет.

Разумеется, слабые места есть и у простого плана. Слабое место номер один — это капитан.

Майор вытащил из кармана кителя книгу и погрузился в нее. То и дело он кивает и что-то подчеркивает ручкой. Судя по всему, он меня не заметит, если, конечно, я не отращу себе крылья и не вылечу в окно. То же самое можно сказать и о лейтенанте, который, наверное, умирает, не знаю, во всяком случае, глаза у него закрыты и он тихонько постанывает. Но капитан — это другое дело. Он стоит у окна и смотрит на посадочную полосу, на траву за ней и на дождик так, словно в жизни ничего подобного не видел. Сейчас нечего и пытаться пролезть на борт. Придется ждать, пока что-то не отвлечет его внимание.

И это «что-то» должно быть совершенно необычное. Капитан не оборачивается, даже когда майор Разумофф спрашивает у папы Артура, можно ли где-нибудь на Омикроне купить пистолет-пулемет.

— Ха-ха, — вежливо смеется папа Артура, но сразу ясно, что майор Разумофф ему не нравится.

— Ха-ха, — отвечает майор Разумофф, но звучит это как-то неискренне.

Он шагает к дивану, по дороге оттаптывая ноги лейтенанту Джонсу. Он резко садится, шипит, словно чайник, вскакивает, уронив книгу. Сзади в его брюках торчит дротик. Майор произносит слова, которых я никогда не слышал.

— Майор! — сурово говорит капитан. — На каждой планете свои обычаи. Их следует уважать, какими бы странными они нам ни казались. — Он по-прежнему не сводит глаз с посадочной полосы.

Я подбираю книгу — вдруг туда стоит заглянуть? — но это всего-навсего «Сто способов безнаказанно совершить убийство», наверняка там полно скучных шуточек вроде тех, которые постоянно повторяет Роло. Даже интересно: почему от таких книжек все страшно раздражаются?

Майор вытащил дротик и пробует острие пальцем. Он взвешивает дротик в руке и делает им короткие колющие движения. Лейтенант предостерегающе вскрикивает.

— Майор! — говорит капитан, по-прежнему не оборачиваясь.

Майор запихивает дротик в карман. Когда я протягиваю ему книгу, он хватает ее, и не подумав сказать «спасибо». Вскоре он снова погружается в свои пометки.

Папе Артура, как и мне, интересно, что же такое капитан высматривает на посадочной площадке. Он встает и глядит капитану через плечо. Но там нет ничего, кроме обычного омикронского пейзажа, — иначе говоря, ничего. Папа Артура садится обратно, по-прежнему недоумевая.

— Эй, поселянин, нет ли здесь лавки, торгующей небольшими ядерными реакторами? — спрашивает майор Разумофф, держа ручку на изготовку.

Папа Артура уже перестал думать, что майор шутит, и теперь думает, что майор сошел с ума. Нет, у него, у папы Артура, нет ни ядерного реактора, ни пистолета, ни ручной гранаты, ни лазерного ружья, ни снаряда «земля—воздух». Не устроит ли майора чашечка кофе?

Майор плюет на ковер.

— Поселянин, — говорит он совсем недружелюбным тоном.

Я начинаю думать, что слабое место номер два — это определенно майор Разумофф.

И этого мало: третье слабое место — это телефоны, которые не подключены и поэтому не работают. Папе Артура это безразлично, но капитан совершил посадку на Омикрон, чтобы пополнить запасы порошкового провианта (я же говорил, что вы скоро все узнаете). У капитана суперсекретная экстренная миссия, и задерживаться ему нельзя. Вероятно, на кон поставлено будущее Вселенной. Повозившись с телефоном час-друшй, папа Артура начинает думать, что было бы неплохо доставить заказ на продовольственный комбинат, пока он не закрылся.

— Генри, — говорит он, — пожалуйста, сбегай и передай этот заказ маме, хорошо? Артур, сбегай вместе с Генри, поможешь принести припасы. Их будет довольно много. Спросите — может, удастся позаимствовать у профессора велосипед. Постарайтесь обернуться как можно скорее!

Его тревожит не будущее Вселенной, а майор Разумофф. Папе Артура еще не встречались люди, плюющие на ковры. Говорите об Омикроне что хотите, но такого обычая у нас нет.

— Давайте бегите, — говорит папа Артура.

— Ой, пап, а мы собирались поиграть в «Нашествие землян»…

Майор Разумофф поднимает голову, гнусно прищурив глаза, словно директор Академии, когда слышит разговоры на утренней линейке.

— Бегите, поселяне, а не то я понаделаю в вас дырок лазерным ружьем!

Лично мне от такого юмора не особенно смешно. Артур пихает меня в бок локтем:

— Пошли, Генри.

Если уж на то пошло, какой у меня выпор? Все равно они не взлетят, пока не загрузят припасы. Если они взлетят, не взяв меня с собой, мне придется вернуться домой и иметь дело с разгневанной гориллой.

Я пускаюсь бежать. Очень медленно.

Следующие два часа выдались такие скучные, что и рассказывать нечего. Кому интересно слушать о том, как шестьдесят девять тысяч микропакетиков с порошковой едой запихивают в мешки и тащат по проселку? Еда — и та неинтересная. Это каша, растворимая зеленая каша. В некотором смысле это хорошая штука. Если развести ее водой, можно лепить фигурки. Но есть ее я бы ни за что не стал.

— Ну что ж, кому-то придется ее есть, — говорит мама, толкая велосипед по ухабистой дороге к станции. — Если они поделят провизию поровну, на каждого придется по двадцать три тысячи порций. И на сколько лет этого хватит, если есть по три порции в день?