Сергей Петренко - Калейдоскоп

Нет, не верю, что он целился в меня. Наверное, всё получилось из-за Ирха.

Или… прав высший зверь? Он ведь предупреждал. И вышло, как он говорил. Хотел — не хотел, а попал-то Маркус в меня. И вот теперь я оказался в таком месте, где никого нет, и выйти нельзя. Помирать, что ли, от голода?

Стало так жалко себя, что я чуть не разревелся. Но услышал шорох и подскочил. Огляделся.

На столе появилась тарелка с жареной курицей. От неё вкусно пахло. Я, как заколдованный, подошел, отломал кусок курятины, впился зубами.

«А хлеб? — пронеслось в голове. — И запить бы». На столе тут же появился каравай, а потом нож, стакан и кувшин.

Значит, так?

Прожевав, я распорядился:

— Пыль-то убрал бы, хозяин!

В комнате стало заметно чище.

— Так-то лучше.

В ответ донёсся вздох. Отовсюду, словно все камни шевельнулись одновременно. Почему-то я сразу понял, что мои желания выполняют не какие-то невидимки, а сам Замок. Не зря всегда казалось, что он живой…

Поев, я снова прошел по лестницам и коридорам. Теперь в столовой горел камин. Я сел в кресло.

Нужно что-то делать, но что? Идеи не появлялись. Я просил Замок: «Открой двери!», но он не послушался. Стало ясно, кто тут хозяин. Но это не пугало — я поверил, что Замок желает добра, и если не выпускает, значит, так надо.

Да и не это волновало в первую очередь. Мучил вопрос: специально Маркус выстрелил в меня или попал случайно. Но как решить его?

Вдруг вспомнилось, как на этом самом месте ссорились Урана и Маркус. Интересно, что между ними произошло?

В ответ моей беззвучной просьбе зашевелились тени. Из них соткались две призрачные фигуры.

Маркус и Урана.

— Ты? — возмущенно пошипела Урана вместо приветствия. — Что ты здесь делаешь?

— Нахожусь в изгнании, — ядовито ответил Маркус.

— Какая наглость! Ты не потрудился даже сменить имя! Про внешность я уже не говорю!

— Имя и внешность меняют преступники, чтобы скрыться, — холодно отозвался Маркус. — А меня уже осудили.

— Совет запретил тебе заниматься магией!

— Я помню. И, к слову, всё остальное тоже не забыл.

Кажется, Урана растерялась:

— Ты угрожаешь мне?

— Что ты, — криво усмехнулся Маркус. — Кто я такой, чтобы угрожать магу девятой ступени? Бродяга, лишенный имущества, ученого звания, и единственного человека, с которым можно было поговорить?

— Ты сам виноват в этом. Твои бесчеловечные эксперименты…

— Перестань. Ты ничего не знаешь о моих экспериментах. Вы все ничего не знаете. И не хотите знать.

— Мы знаем многое. Достаточно того, что ты…

— Кому достаточно? — с горечью перебил Маркус. — Тебе? Или Совету?

Урана помолчала, кусая губы. Потом мрачно заявила:

— Если я узнаю, что ты появился здесь потому, что имеешь виды на этого мальчика…

— Ты тут же побежишь жаловаться в Совет.

— Мне не нужен Совет, чтобы расправиться с тобой! — вспыхнула Урана.

— Конечно, — скривился Маркус. — Мне ведь запрещено применять магию, правда? Даже для самообороны!

Урана возмущенно задохнулась:

— Ты… Да ты…

И тут появилась третья тень. Я.

— Что тут происходит? — жалобно спросил он-я.

Какой смешной. Волосы топорщатся, глаза круглые.

— Ничего, — ответила Урана, неискренне улыбаясь.

Видение пропало.

Я забрался с ногами в кресло и задумался.

Значит, Маркус всё-таки маг? За что его осудил Совет? Что за бесчеловечные эксперименты? Может быть, в истории магии что-то написано? Книга должна лежать у меня в комнате, на столе. Я вскочил… И снова рухнул в кресло.

Я вспомнил сон. Длинный, подробный, в котором я родился в большом городе, и жил в огромном доме, с мамой и сестрой. Слова из того мира закружились в хороводе: асфальт, выборы, компьютер, родительское собрание, мобильник, участковый врач, велосипед…

Другая жизнь пронеслась перед глазами с такими подробностями, словно сном был Замок. Сейчас я не мог сказать, какая из этих историй — настоящая. Вспомнились имена одноклассников, и соседей по двору, и даже диагноз, который поставил врач. Я с ужасом понял, что не помню, как зовут мальчишек из деревни.

Но это ещё не все. Сквозь эти воспоминания пробивалось третье. Сначала несмело, а затем — все сильнее и сильнее. Третья история, третья жизнь. Там у меня снова была сестра, но жили мы в деревне, очень похожей на ту, где я играл с мальчишками. И почему-то казалось, что ответ на все вопросы — там, в деревне. Этот мир показался самым нужным. Он тянул к себе как магнит. Перед закрытыми глазами появился дом с черепичной крышей, а в нём — словно маленькая звездочка. Там кто-то думает обо мне.

Я перестал сопротивляться. Замок померк, запели птицы, в лицо дохнуло свежестью и прохладой. Где-то далеко закричал петух. Но, кажется, какая-то часть меня всё-таки осталась в Замке. Та, что не отражалась в зеркале.

Хорошо, что в Замок никто не может войти. Вот бы испугался бедняга, увидев привидение!

В середине декабря вода ушла из Мельничного пруда. На месте большого озера осталось болото под хрустящей ледяной крышей. То тут, то там она с грохотом и плеском обрушивалась. Наверное, Пузырёк проснулся от этого шума. Он подбежал к маме, шлёпая босыми ступнями, и схватился за край её одеяла.

— Мы замёрзнем!

— Это не страшно, — прошептала мама. — Случалось так, что водяные замерзали.

— Вода и раньше уходила из пруда?

— Из нашего — нет, — так же тихо отозвалась мама. Она даже глаза не открыла, разговаривала, словно сквозь сон. — В других местах водяники замерзали, превращались в лёд. А весной они просыпались, оживали…

Пузырёк представил себя замёрзшим. Прозрачным, ледяным. Весной лёд лопается, разлетается на куски.

— Не хочу! — со слезами крикнул Пузырёк. — Почему ушла вода?

— Не знаю. Что-то случилось осенью. Ты уже спал… Мельница затряслась, закрутились жернова. Потом всё стихло. Наверное, плотина не выдержала.

— Нужно найти трещину и заделать!

— Весной. Обязательно. А сейчас — ложись.

— Так вся вода уйдёт!

— Нам хватит. Спи.

— Мне холодно! — заплакал Пузырёк.

Блёстка захныкала, словно в ответ, но не проснулась. Пузырек потянул маму за руку:

— Давай разведём огонь!

— Что ты, — мама открыла глаза и села. — Огонь для нас куда страшнее, чем холод. Ты не представляешь, как это трудно — всё время быть рядом с кусачими алыми угольями, кормить их день за днём.

— Пусть.

— Нельзя, маленький мой.

— А что делать? Я не хочу замерзать!

Мама вздохнула:

— Помнишь омуты у горелого вяза?

— Помню.

— Они вряд ли промерзнут до дна. Иди туда, перезимуешь. А нам с Блёсткой не дойти, мала она ещё. Тут останемся.

— Как же я один?

— Ты уже большой.

Пузырёк вытер слёзы. Большие не плачут. Мама улыбнулась и добавила: