Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»

Она поравнялась с Клыком. Он еще раз объяснил и сам показал ей ястребиный маневр. Старательно повторяя каждое его движение, Надж вдруг поняла. Получается!

Она выписывала широкие круги, тренируясь и все ближе подлетая к ястребиной стае. Удивительно, но птицы, похоже, не возражают против ее присутствия.

Если не думать про Ангела да про Макс, Надж почти что счастлива.

В тот вечер она лежала на животе и наблюдала за взрослыми ястребами и их детенышами.

Огромные страшные птицы чуть ли не нежно поглаживали птенцов по взъерошенным тощим перьям, заботливо поддерживали под слабые пока крылья, помогая в первых неумелых полетах.

Ком подкатил ей к горлу. Она всхлипнула.

— Ты что?

— Да птицы эти… Мне бы таких родичей, как у этих дурацких ястребов. О птенцах большие птицы заботятся, а обо мне никто никогда. Кроме Макс. Но она же мне не мама…

— Не плачь. Все равно с этим ничего нельзя поделать. Не плачь, пожалуйста. — Клык отводит глаза, и голос у него очень грустный.

Солнце село, и ястребы вернулись в свои гнезда. Даже их горластые птенцы перестали галдеть.

Когда совсем стемнело, Клык подвинулся поближе к Надж и протянул ей сжатую в кулак левую руку. Она мгновенно откликнулась, поставив сверху свой кулак — ритуальное в стае прощание перед сном. Вчера в горнолыжном коттедже без него уснули чуть ли не единственный раз в жизни.

— Спокойной ночи.

Она молча свернулась калачиком. За что, за что отобрали у нее все, что важно и нужно ей в жизни?

— Спокойной ночи, Надж, — ласково шепчет Клык.

Боже, что за денек! Плечо кровоточит и болит нестерпимо. Чуть пошевелишь им, и кровь фонтаном бьет на зажимающие рану пальцы.

Мне повезло только в том, что я ни разу не наткнулась на бандитов. Правда, время от времени до меня доносятся их голоса. И тогда я замираю на месте. А потом, окоченевшая от холода и деревянная от напряжения, сызнова шаг за шагом продолжаю двигаться на север, петляя на случай, если кто продолжает меня разыскивать.

Опасаясь, что эти жлобы привели собак, я уже раза четыре переходила вброд ручьи и речки. И уж поверь мне, дорогой читатель, балансировать в ледяной воде на поросших мхом камнях, да еще с простреленным плечом — занятие не из приятных.

Прощупала плечо и крыло. Насколько я могу судить, рана сквозная. Хорошо, что пуля не засела внутри, а прошла навылет, вырвав кусок мышцы и перьев. Но так или иначе, а рука и крыло совершенно ни на что не годятся… И болят ужасно.

Уже поздно. До Ангела еще много часов, и одному Богу известно, какие муки послали ей небо и школьные белохалатники. Она ждет меня, наверное… надеется….

Сжимаю кулаки и зубы, стараясь на зареветь. Лететь не могу, не могу догнать Клыка и Надж. Даже просто связаться с ними не могу. Нет у нас никаких мобильников или и-мейлов.

Уж как они на меня, поди, злятся! Вот и поделом мне. Это моя и только моя вина!

В довершение ко всему хлынул проливной дождь, так что меня теперь еще хлещут мокрые ветви деревьев. Каждый пройденный метр буквально вырван у мокрой красной глины, из которой я с трудом выдираю уставшие ноги. Холод, голод и боль с каждым шагом все сильнее и сильнее. И все больше и больше я злюсь на себя, на свою беспробудную глупость.

Преследователей моих уже давно не слышно. Поди, разбежались от дождя по домам.

Минуту спустя прищуриваюсь — впереди, похоже, светятся окна. То ли дом, то ли сарай или склад какой-то. Хорошо бы склад или сарай. Дождись, когда все уйдут — вот тебе и ночлег.

Вскоре я уже шагах в двадцати, пригибаюсь в кустах, вглядываясь сквозь прорехи в живой изгороди. Увы, это дом.

В окне мелькает силуэт. Никак девчонка та, Элла, кажется? Наверное, она здесь живет. Святое семейство: любящие родители, дети, среднестатистическим числом 1,6. Очень за нее рада.

Но я действительно рада, что она в целости и сохранности добралась до дома. Как бы там ни было, но если б я позволила этим бугаям ее измолотить, я бы себе этого не простила.

Дрожу крупной дрожью. По спине стекают холодные струйки. Ноги больше не держат. План, мне срочно нужен план…

Я все еще ждала озарения, когда открылась входная дверь. Элла вышла на крыльцо: над головой огромный зонт, у ног мелькает какая-то тень. Собака. На низеньких ножках, толстая, как сарделька.

— Магнолия, поторапливайся. Давай скорее. До костей сейчас обе промокнем.

Псина, не обращая на дождь никакого внимания, принялась усердно обнюхивать двор, а Элла в нетерпении пританцовывает на садовой дорожке.

Где времена отчаянные, там и меры отчаянные. Уж не помню, кто это сказал, но сказано в самую точку. Была не была. И я медленно подхожу к ней на цыпочках.

Так-так, еще пару анализов крови — и считай, что с глюкозой мы разобрались. А там можно будет и за электроэнцефалограмму приниматься. Посмотрим, что там внутри в черепушке.

— Когда же это все кончится? Макс, где ты? — Дверь ее конуры открылась, и Ангел чуть не заплакала при приближении очередного белохалатника. Он присел на корточки и уставился на нее. Ангел из последних сил вжалась в стенку.

Он потянулся схватить ее за руку, но тут его взгляд упал на ее лицо.

— Что случилось с объектом номер 11? — обернулся он к коллегам.

— Объект укусил Райли, и Райли его ударил.

— Что-то сейчас со мной будет?.. — напряглась Ангел. Вся левая сторона лица горит огнем, но она все равно рада, что укусила этого гада. Она его ненавидит. Всех их ненавидит…

— Вашему Райли только на автомойке работать. Я бы его даже пробирки мыть не подпустил. Я его в порошок сотру, если он мне этот экземпляр испортит. Думать надо, дубине этакой, это же уникальный образец! — Белохалатник разбушевался не на шутку. — У него что, память отшибло? Мы годами за этим образцом гонялись. Так Райли и передайте, он у меня на полную катушку за нанесенный ущерб лабораторным объектам расплачиваться будет!

Он снова протянул руку и снова попробовал дотронуться до Ангела. Она ума не могла приложить, что ей делать. Запястье, там где в вену была вставлена игла с пластиковой трубкой, сильно болело, и она свободной рукой прижимала его к груди. Целый день ей не давали ничего ни есть, ни пить, не считая какого-то химического тошнотворно-сладкого оранжевого раствора. Несколько раз брали у нее из вены кровь и нещадно тыкали иглами. После того как она в конце концов того белохалатника укусила, ей и всадили в вену иглу с трубкой каким-то особым способом, так, чтобы и кровь у нее было брать проще, и хлопот им было с ней поменьше.

У Ангела в глазах стоят слезы, но она упрямо сжимает зубы. Немножко расслабилась, подползла чуть поближе к двери и даже дала белохалатнику к себе прикоснуться.

— Вот и молодец, — голос его звучит по-человечески успокоительно. — Не бойся, теперь больно не будет.