Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»

Хорошее местечко. И темно, и места для разбега достаточно. Через пять минут мы уже поднимаемся над городом, оставляя позади его шум, огни и суету.

Какое счастье снова раскрыть крылья и дать им волю! Какое счастье снова почувствовать себя быстрой и легкой. Такой, какой на земле мне быть не дано.

Радуясь каждому движению, я лечу, выписывая в воздухе широкие круги, дыша полной грудью и подставляя ветру свою коротко стриженную голову.

Парикмахерша сказала, этот стиль называется «ветры Манхэттена».

Кабы она только знала…

Летим под облаками — до них рукой подать. Отсюда ясно видны очертания Манхэттена. Восточная Река отделяет его от Лонг-Айленда, и этот длинный остров много больше самого Нью-Йорка. Резко очерченная линия океана кучерявится белыми завитками барашков на гребнях разбивающихся о берег волн.

Где-то через полчаса внизу показалась черная полоса пляжа. Никаких огней. А где нет огней, там и людей нет. Клык сигналит посадку. Идем на снижение. От перепада высоты голова радостно кружится, как от шампанского. Приземляемся на мягкий мелкий песок.

— По-моему, порядок, — роняет Клык, осмотрев берег.

Пляж здесь дикий, ни ресторанчиков, ни автомобильных стоянок, ни курортных пансионов.

Эта узкая песчаная полоска похожа на укрепление, словно нарочно построенное каким-то великаном: здоровенные валуны по обоим концам и гряда таких же валунов вдоль берега ярдах в тридцати от воды. Похоже, здесь безопасно: природная крепость, да и только.

Скидываю с плеч рюкзак и извлекаю из него всякую снедь нам на ужин.

— Располагайтесь. Здесь нам и кров, и стол.

Интересно, что слышат наши в моем голосе? Облегчение или плохо скрытый горький сарказм? Раздав ребятам еду, устало опускаюсь на толстенную колоду, вымоченную соленой океанской водой и набело высушенную солнцем.

Не проходит и двадцати минут, а мы уже построили нашу заветную пирамиду и свернулись калачиком под прикрытием валунов. Песок такой мягкий, что не надо никаких матрасов.

Все уснули, а я какое-то время еще размышляю про загадочные слова, услышанные прошлой ночью. Интересно, что имел в виду Голос, когда сказал, что пришло мне время учиться? Но постепенно мысли мои смешались. Меня точно темной волной накрыло и затянуло в сон. В полудреме слышу обрывки разговоров на каком-то непонятном мне языке.

И вдруг Голос произносит отчетливо и ясно: « Это, Макс, тебе непременно надо знать. Непременно» .

Океан. Вот еще одно новое, потрясающее, доселе нами не испытанное явление. Мы выросли в лабораторных клетках. Потом, четыре года назад, Джеб нас украл и укрыл в нашем горном убежище. Чему бы он нас ни учил, он всячески, любой ценой, оберегал нас от всех возможных новшеств.

И вдруг они посыпались на нас, как из рога изобилия. Каждый день с нами происходит что-то неизведанное. Каждый день полон открытий: новые места, новые люди, новые опыты.

— Смотрите, краб, — Газман присел у кромки прибоя и тычет палочкой в быстро зарывающееся в песок существо. Ангел тут как тут, прибежала взглянуть, волоча за собой Селесту и едва не купая ее в воде.

— Хочешь пирожок? — Игги протягивает мне плюшку.

Сегодня утром я слегка отмыла свою вчерашнюю боевую раскраску, и вместе с Надж мы отправились в ближайший город пополнить запасы съестного. В булочной «Мамы и папы» продавались домашние пирожки. Устоять перед ними было невозможно. Так что дюжина румяных плюшек перекочевала в мой рюкзак с прилавка «Мам и пап».

Должна признаться, что поставленная мной задача разыскать пирожки с яблоками не хуже тех, которые мы пекли с Эллой и ее мамой, по всей вероятности, совершенно невыполнима.

Эти ничего себе, с корицей, с коричневым сахаром, яблоки с кислинкой. Вполне достойные пирожки. Без претензий. Но, по правде сказать, не фонтан.

Поворачиваюсь к Клыку:

— Что скажешь? Вкусно?

— Нормально, — и он продолжает уплетать за обе щеки.

Нормально, нормально… Кабы он понимал что-нибудь в домашних пирожках! Что ни дай, все сметет.

— Семь из десяти, не больше, — выношу я свой приговор. — Они хоть и свежие, а жестковаты, нежности не хватает. Так что миссия под кодовым названием «совершенный пирожок» продолжается.

Игги смеется и, невзирая на мою суровую оценку, лезет в рюкзак за новой порцией…

Мокрая чуть не по пояс Надж захлебывается от восторга:

— Ка-а-ак мне нравится океан. Я ничего лучше не видела. Даже лучше чем горы. Лучше Нью-Йорка. Я, когда вырасту, буду морским биологом. Я буду плавать далеко в море, нырять с аквалангом, сделаю миллион открытий, и меня пригласят работать в Нэшнл Джеографик.

И она убежала обратно в воду, утащив за собой Игги.

Да уж конечно. Ты — в Нэшнл Джеографик, а мне — прямиком в президенты. Что ты с ней поделаешь? Мечтательница эта наша Надж…

— Им всем здесь хорошо, смотри, как они разрезвились, — говорит мне Клык, задумчиво наблюдая за стаей.

— А что здесь может быть плохого? Песок теплый, море ласковое, тишина, покой. Жаль, что мы не можем здесь насовсем остаться.

Клык с минуту молчит:

— А если бы мы точно знали, что здесь безопасно, что нас никто не достанет, ты бы хотела здесь остаться?

Похоже, он не шутит.

— А кто Институт искать будет? Информация о родителях — у всех вопрос номер один. Ее тоже раскопать надо. Джеба найти и, как минимум, поговорить с ним как следует. И что это у них за Директор? И что они с нами со всеми сделали? И почему они все в один голос твердят мне, что я должна спасти мир? А ты говоришь, остаться…

Клык поднимает руку, и я неожиданно понимаю, что чуть ли не кричу во весь голос.

— А что если… — он говорит медленно и смотрит в сторону. — А что если взять и наплевать на все это, наплевать и послать к чертовой бабушке.

У меня отпала челюсть. Вот так живешь себе с человеком всю жизнь, думаешь, что знаешь его как облупленного, а он возьмет, да тебя огорошит. Как гром среди ясного неба.

— Ты рехнулся, что ли… — начинаю я, но тут прибегает Газман и плюхает мне на колени живого краба-отшельника. За ним проголодавшаяся Ангел требует обеда. И в этой круговерти мне не найти свободной минуты, чтобы взять его за плечи, встряхнуть хорошенько и наорать на него от души: кто ты такой, и что ты сделал с настоящим Клыком?!

Ничего, как-нибудь после…

На следующее утро Клык с ироничным поклоном кладет передо мной «Нью-Йорк Пост». Пролистав газету, на шестой странице читаю короткую заметку: «Таинственные дети-птицы пропали бесследно».

— Наконец-то хоть одна сносная новость. Целых два дня прошло, а мы до сих пор не учинили ни одного публичного скандала, и наши фотографии не мелькают на первых полосах ни национальной, ни местной прессы. Достижение!