Пол Стюарт - Каменный пилот

А ещё там было подземное озеро, полное кристально-чистой воды. Близ него, где клубок корней расходился широким веером, мы, троги, построили бумажные капсулки-дома, громоздящиеся один на другом и образующие «троговы соты». Домики были круглые и удобные, отделённые друг от друга общими переходами, и когда кто-нибудь был в них — днём ли, ночью ли, — они озарялись изнутри мерцающими корнесвечками.

Ах, как я любила смотреть на прохладное озеро. Я созерцала мягкий свет троговых сот, отражающийся в тихих водах, и ждала, когда же с уборки урожая корней вернётся Лоэс — моя милая мама.

Уже сколько лет прошло, а я всё ещё так ясно её помню — статную, высокую, в бумажном платье и с великолепными татуировками, покрывавшими её сильные руки и блестящую лысую голову. Тощие, худосочные троги-мужчины трусили рядом с мамой, неся её тяжеленную косу и кран для корней, пока она сама тащила вязанку побегов колыбельного дерева и нектар смаклёвника нам на ужин. Завидев её, я вопила от радости и неслась домой, чтобы успеть зажечь корнесвечки и расстелить обеденную скатерть до того, как мама вернётся.

А после ужина в нашем маленьком сияющем жилище она усаживала меня на пол и расчёсывала, и заплетала, и украшала бусинками, и переплетала шнурками мои волосы, рассказывая при этом разные истории. Это были чудесные повести про злыднетрогов, про первую Пещерную Мать Аргил и про то, как она основала нашу колонию под корнями священного дуба-кровососа, выкопав с дочерьми первую маленькую пещеру и создав крошечный прудик для росы. Укрытая от ужасов и опасностей Навершья, колония процветала, а пещерка выросла в величественную пещеру трогов, которая была так хорошо мне знакома.

Здесь, в царстве сияющих корней и блестящего озера, не было ни снега, ни дождя, ни ураганов, ни гроз. Пещера укрывала нас. Она дарила нам прохладу, когда жители Навершья плавились от жары, и хранила для нас тепло, когда железные сосны стонали под тяжестью снега и льда. О, пещера не только укрывала, но ещё и хорошо защищала нас.

Любой трог знает, что наверху, в Дремучих лесах, полно племён, ведущих вечную битву. Там постоянно вспыхивают сражения, а мародёрствующие орды грабят соседей и шарятся по деревням друг друга. Ужасные боевые стаи шраек, невежественные банды молотоголовых гоблинов и шайки бродячих работорговцев охотятся на слабых и доверчивых. И, как будто этого этого мало, за каждым деревом и на каждой тенистой опушке таятся страшные лесные создания — жабы-вонючки и реющие черви, вжик-вжики и зубогрызы.

Но пока в Навершье все эти племена сражались и все эти твари друг друга жрали, мы, троги, мирно жили, укрываясь под пологом пещеры. А если нежеланный гость подобрался бы слишком близко ко входу, то священный дуб-кровосос вместе со своей закадычной подружкой, смоляной лозой, быстренько бы о нём позаботились. Большинство жителей Навершья знает по горькому опыту, что поляну, на которой пустил корни дуб-кровосос, следует обходить сторонкой. Посему мы, злыднетроги, живём мирно и счастливо в наших прекрасных пещерах подальше от суеты и войн Навершья.

По той же причине мы стали самым таинственным народом бескрайних Дремучих лесов. Немногие жители Навершья видели злыднетрога своими глазами. На самом деле, я обнаружила, что очень многие в нас не верят и считают пустыми россказнями старых троллих-балабол.

Вот что я, будучи маленькой, запоминала, сидя у ног матери, пока та расчёсывала и перевязывала шнурками мои прекрасные струистые оранжевые волосы. Но обе мы знали, что я их потеряю, когда дуб-кровосос подарит мне двенадцатый год жизни и превратит в злыднетрога на Кровавой Церемонии. Ах, Кровавая Церемония, невероятное превращение, которое лишь однажды происходит в жизни трога!..

Ну вот, опять в моём сердце тоскливая тяжесть — эта невыносимая, невыносимая тяжесть. Надо быть осторожной, а не то она сбросит меня вниз. Надо попробовать облегчить её; охладить печаль, как охлаждают перегретый камень, нажимая на спусковой рычаг и осыпая его ледяной землёй, сыпящейся сверху песчинка за песчинкой.

Так, идея: подумаю-ка я о Мигуне…

Точно. Мигун. Мой милый щенок, малыш-зубоскал. Наверное, ему было всего лишь несколько часов отроду, когда я впервые увидела его угнездившимся в огромных, протянутых ко мне, руках мамы.

— Держи, Моджин, цветочек мой, — сказала она радостно, и её налитые кровью глаза сверкнули, когда она вручила мне зверушку. — Смотри, что я тебе принесла.

Я улыбнулась. Хоть матери-злыднетроги и выглядели огромными и страшноужасными, но со своими детьми они были исключительно нежны и заботливы. Подсовывая дочерям на воспитание домашних зверьков, они верили, что те в свою очередь станут хорошими матерями. И Лоэс не была исключением.

— А кто это? — поинтересовалась я.

Мохнатая рыжая тварюшка с сильными задними ногами и большим-пребольшим ртом таращилась на меня широко раскрытыми доверчивыми глазами.

— Жители Навершья зовут их зубоскалами, — улыбнулась в ответ Лоэс. — Этот — ещё щенок. Знаешь, на той медной сосне, что у входа в пещеру, кладка вывелась, и малыш попал в наши тенёта. Из зубоскалов получаются отличные питомцы — они привязчивые, их легко воспитывать, и у нас не будет проблем, потому что он не болтун.

(Мы, троги, никогда не пустим в пещеру существо, которое может выдать тайну нашего существования.)

— Жаль только, что он мальчик, — сказала мама и хихикнула. — Как назовёшь-то?

Я посмотрела на крошечное созданье, и тут же его рот раскрылся, словно в улыбке, а огромные жёлтые глазищи на секунду захлопнулись.

— Мигун, — произнесла я. — Я буду звать его Мигуном.

С этого дня мы с Мигуном были неразлучны. Я кормила его толстыми розовыми червяками, живущими на шишковатых корнях плакучей ивы, причём он их ел только тогда, когда я их давила и они прекращали извиваться. Я кидала скользких червей в широко разинутую пасть щенка, а он нетерпеливо лаял и вилял тонким, как кнут, хвостом.

Мигун быстро подрос на диете из червяков, и мы принялись лазить с ним по всей пещере сверху донизу. Мы чупахались в свежем озере, гонялись друг за дружкой между гирляндами корней и играли в прятки среди домиков троговых сот. И лишь к одному месту Мигуну не следовало приближаться — к огромной колонне корней дуба-кровососа, находившейся в самом центре пещеры.