Анатолий Димаров - Три грани времени

Ё-га не было поблизости, но А-ку хорошо знал, где найти своего соперника: обживая окрестности пещеры, подростки набрели на большую поляну, окружённую густым лесом. Та поляна им так понравилась, что они с утра до вечера толклись на ней.

Ё-га уже стоял посреди поляны, в кругу таких же, как и сам, парней, которые сидели, словно дожидаясь чего-то. Увидев А-ку, он махнул дубинкой и закричал:

— Ё-га сильнее А-ку!

— А-ку одолеет Ё-га! — ответил А-ку и вышел на середину круга.

Какое-то время они стояли, вперившись друг в друга грозными взглядами. Ярость клокотала в них обоих, глаза сверкали, лица злобно кривились. Часто одной этой позы запугивания было достаточно, чтобы один склонился перед другим, но сейчас сошлись равные по силе соперники, и ни один из них не хотел уступать.

— Ё-гу убьёт А-ку! — не выдержал, наконец, Ё-га.

Махнул что есть сил своим оружием — дубинка свистнула над головой А-ку, но тот даже не шевельнулся.

— Ё-га плохой охотник! — закричал он насмешливо. — Вся добыча убегает от Ё-га невредимой! Ё-га будет просить мяса у А-ку!

Это было самое страшное оскорбление, какое только может услышать охотник.

— Ух!.. Ух!.. — закричал разъярённо Ё-га. — Ё-га растопчет А-ку.

И тут рядом с А-ку послышалось злобное рычание. А-ку аж содрогнулся, а Ё-га замер, перепугано вытаращив глаза.

Рядом с А-ку стоял Га-ав. Огромный, почти по грудь А-ку, с ощетинившимся загривком, с оскаленными клыками, он стоял рядом с А-ку, недвусмысленно давая понять, что вцепится в горло каждому, кто посмеет обидеть его друга.

Воинственный запал Ё-га сразу же угас. Он согнулся и уже в позе слабейшего подбежал к А-ку, протянул к нему руки ладонями вверх. Вид у него был такой несчастный и жалкий, что А-ку сразу перестал сердиться.

— А-ку будет охотиться вдвоём с Ё-га, — сказал он, вкладывая свою ладонь в просительно протянутую руку. Ё-га тоже будет храбрым и сильным охотником. И мы убьём самого большого мамонта в долине.

И они вышли из круга втроём: А-ку, Га-ав и Ё-га.

Племя долго и тщательно готовилось к охоте на мамонта. Хотя добычи вокруг было море и племя почти каждый день объедалось мясом, охотники не могли успокоиться пока не убьют мамонта. Только после этого они ощутят себя настоящими хозяевами долины, властителями всего живого. Готовили новые, особенно крепкие и тяжёлые дубины, подбирали длиннющие колья, которые долго и терпеливо обжигали и острили. Всё племя сносило к пещере тяжёлые камни, которые потом будут бросать в мамонта.

Охотники уже нашли недалеко от пещеры подходящую расселину: длинную и узкую, с крутыми сыпучими стенами, по которым не взобраться наверх, и племя начало таскать туда камни и бурелом, выкладывать по обе стороны две огромные кучи, чтобы в нужное время повалить всё это вниз, закрыв выход из расщелины. Много-много раз поднимался Великий Охотник из-за той горы, что всё время дымит и громыхает, пока племя выложило эти кучи — выложило так, что достаточно толкнуть, и они с грохотом повалятся вниз.

И всё это время племя почти ничего не ело: постилось, готовясь к великому пиру.

Наконец настал Великий День Охоты, и охотники, обмазавшись свежим мамонтовым навозом, чтобы не выдать себя запахом своих тел, отправились загонять мамонта. Они уже давно выбрали среди мамонтов, которые паслись в долине, нескольких самцов, следили за ними день и ночь и теперь хотели одного из них загнать в расщелину.

А за охотниками побежали и собаки.

А-ку и Ё-га тоже пошли с охотниками. После того, как они приняли участие в стычке с саблезубым тиром, охотники стали брать их на охоту.

Счастливый и ужасно гордый нёс А-ку свою боевую дубину. Он то поглядывал вперёд, то оглядывался, не отстали ли собаки, и каждый раз видел Га-ава, который бежал во главе стаи. А-ку хотелось кричать во весь голос, но он сдерживался, потому что знал, что, пока не придёт время, охотники должны двигаться бесшумно, чтобы не спугнуть мамонтов раньше времени.

Шли очень долго: Великий Охотник уже стоял над головами. Они уже почти подошли к реке, а мамонтов всё не было видно. А-ку уже начал думать, что хитрые и сообразительные животные заметили их издалека и подались прочь.

Но вот первый охотник остановился, предостерегающе поднял руку, и все сразу застыли на месте.

Долго вглядывался вперёд первый охотник, потом показал рукой на группу деревьев, зеленевших над речкой. И А-ку понял: там — мамонты. Однако как он ни приглядывался, так и не смог ничего увидеть: он видел только стволы могучих деревьев, что высоко над землёй смыкали свои зелёные кроны.

Мамонт был старый и мудрый.

Не один десяток лет пролетел над тяжёлой его головой, увенчанной такими могучими бивнями, что он легко доставал ими до земли. Всё его гигантское тело покрывали шрамы — следы стычек с хищниками, с другими мамонтами-самцами, которые время от времени пытались возглавить табун. Из года в год водил он свой большой табун по широкой долине — на его глазах подрастал молодняк, становился взрослыми самцами и самками; большинство самок он оставлял при себе, а самцов гнал вон, если они не хотели ему подчиняться.

Оберегая свой табун, он всегда прислушивался и принюхивался ко всем подозрительным звукам и запахам, готовый моментально подать сигнал тревоги — и тогда мамонты собьются в кучу, прикрывая молодняк от хищников, и он поведёт их в безопасное место. А если надо, то и кинется на того, кто осмелился нарушить покой — высоко подняв хобот и наставив бивни, и все мамонты побегут следом за ним. И горе тому, кто вовремя не уступит дорогу — сбитый, смятый, втоптанный в землю будет валяться он, пока его не растащат мелкие хищники и птицы.

Мамонт и сейчас прислушивался и принюхивался, нервно задирая хобот и поводя огромными ушами: ощущение какой-то опасности незримо носилось в воздухе. Табун мирно дремал, спрятавшись в тени деревьев, в огромных животах булькала, перевариваясь, пища, мамонтята повизгивали, играя друг с другом или сося своих матерей, даже взрослые самцы погрузились в сладкую дремоту.

Не спал только он, их вожак, охваченный невыразимой тревогой.

Тихо и неслышно, словно призрак, стараясь всё время прятаться в густой тени, он подошёл к опушке, замер, прислушиваясь и принюхиваясь. Его маленькие глаза подозрительно ощупывали кусты, растущие вдоль речки, каждую впадинку, однако там всё словно вымерло: никакого запаха, никакого шороха, никакого движения. Миром и покоем дышала речка и всё пространство перед ней и за ней. Покоем и полуденной тишиной.

Однако беспокойство не оставляло старого мамонта: предчувствие опасности всё больше пробирало его.

Поводя своим длинным хоботом то в одну сторону, то в другую, он продолжал обеспокоенно принюхиваться. Вот он замер, напрягши хобот: от речки повеяло ветром, и ветер тот принёс запах. Мамонт что есть сил втянул в себя воздух, запах проник ему в самый мозг, и в его обширной, обогащённой опытом памяти сразу же возникли рыжие черноногие существа, бойкие и дерзкие, которые бегают огромной стаей и нападают даже на больших животных. Запах этот доносился от речки, он растекался во все стороны, становился всё заметнее, всё гуще — мамонт хотел уже отступить вглубь, к своему табуну, чтобы отвести его подальше от опасности, но тут из травы выросла двуногая фигура. Фигура постояла неподвижно, глядя в сторону леса, а потом обернулась и махнула рукой. И по этому взмаху повсюду начали вставать такие же фигуры, а за ними появились и четвероногие существа: вырвавшись вперёд, они сразу же побежали к лесу, низко опуская головы и к чему-то принюхиваясь.