Анатолий Димаров - Три грани времени

В лагерь приехали уже впотьмах. Долго спускались вниз с включёнными фарами. Слепящие лучи раздвигали тьму, они то терялись в чёрной, как мола, пустоте, то упирались в каменную стену, грозно и хмуро нависающую над дорогой — всё ниже и ниже съезжала машина, и этому спуску, казалось, конца-края не будет, но вот узкая каменистая дорога, которая извивалась серпантином, скрученная, как стальная пружина, вокруг горы, разом выпрямилась, стрелой понеслась вдоль горной речки, глухо и мощно ревевшей рядом. Снова потеплело, мягкий воздух долины пахнул в лицо, а вверху, прямо над головой, на чёрном фоне замерцали яркие крупные звёзды. А впереди, из-за каменной стены, лилось серебристое сияние.

— Что это? — просил Юрка.

— Луна. Встаёт из-за гор.

Машина круто повернула влево, и Юрка прямо перед собой увидел другие огни, рассыпанные у самой земли.

— А вот уже и наш лагерь.

Юрка аж вскочил, чтобы рассмотреть получше. Свет фар побежал-побежал вперёд, наткнулся на деревья, а между деревьями уже виднелись палатки и человеческие фигуры: в лагере не спали, ждали их. И не успела машина остановиться, как её со всех сторон облепили люди: весёлые бородатые и безбородые лица, десятки незнакомых Юрке людей. Все они обнимали папу, который вышел из кабины, а Зайкен уже открыл борт кузова, и десяток рук сразу потянулись к бочкам и ящикам, к лопатам и ломам — разгружать. Юрка, не зная, что ему делать в этой кутерьме, беспомощно оглянулся на Нину, но Нины уже не было, она успела соскочить на землю, а Юрка растерянно сидел в кузова, пока не услышал папин голос:

— Юра, а ты чего? Слезай!

Юрка занёс над бортом ногу, и его сразу подхватили чьи-то сильные руки…

Потом они сидели в большой палатке за длинным столом из грубо сбитых досок и ужинали. Было тесно, потому что в палатку набилась толпа народу, на столе в алюминиевых мисках исходила паром еда: мясо с картошкой. Юра подцепил вилкой кусок мяса и только раскрыл рот, как встретился взглядом с сидящей напротив Ниной. Нина хитро ему улыбнулась, провела пальцем по столу волнистую линию. «Змея!» — сразу догадался Юрка и одёрнул мясо ото рта.

— А ты чего не ешь? — спросил через некоторое время папа.

— Да так… Что-то не хочется.

— Устал? Сейчас пойдём спать.

Юрка жевал один хлеб, стараясь на мясо и не смотреть, а глаза Нины уже открыто смеялись над ним. Он уже и не знал, правда в тарелке змеиное мясо или Нина его обманула, но отвращения преодолеть не мог.

Немного заморил червяка, выпив целых три кружки чая.

Сразу же начало клонить в сон. Лампочка над головой вдруг раздвоилась, гул голосов то стихал, то нарастал, лица людей расплывались, как в тумане. Юрка из последних сил держался, чтобы не закрыть глаза, пока папа, поднявшись, не приказал всем идти спать.

Их палатка стояла недалеко от кухни, под таким высоким и густым деревом, что здесь было темно, хоть глаз выколи. «Зато днём прохладно», — сказал папа, откидывая брезентовый клапан. Пошарил в темноте, щёлкнул выключателем, и вверху, под крышей палатки, ярким шариком вспыхнула электрическая лампочка.

В палатке было чисто и уютно. Под ногами — толстенный войлок, по обеим сторонам — складные кровати, уже застеленные, а посередине — стол и ещё какие-то ящики — Юрка и рассматривать не стал, торопливо разулся, разделся — и в постель.

Проснулся оттого, что захотелось в туалет. Вылез из-под одеяла, опустил было ноги, но сразу дёрнулся назад — вспомнил про змей, которые ночью заползают под кровати. И уже кажется Юрке, что у него под кроватью гюрза: притаилась, ждёт, пока он ступит на пол.

Забился Юрка под одеяло — дохнуть боится. Всматривается в темноту — будто бы что-то и посреди палатки шевелится. Вон там, возле стола. Не иначе — кобра.

Юрка уже и не вставал бы, если бы не этот чай: три кружки выпил сдуру! Кряхтел, кряхтел, потом не выдержал:

— Па-а-па!

— А?

Папа зашевелился, заскрипел кроватью.

— Чего тебе, Юра?

— Хочу в туалет!

— Так иди.

— Да под кроватью же гюрза!

— Какая ещё гюрза? — удивился папа. — Что ты выдумываешь?

— Гюрза, — упёрся Юрка. — Я сам только что видел.

Папа встал, включил свет. Юрка боязливо скользнул взглядом по войлоку: гюрзы нигде не было.

— Это тебе приснилось, — сказал папа.

Юрка промолчал. Осторожно свесил голову, заглянул под кровать. Там тоже было пусто: только его ботинки стояли.

— Да не бойся, — успокоил его папа. — На войлок никакая гадина не заползёт. На вот тебе фонарь, на улице посветишь. Или, может, провести?

— Я сам, — ответил пристыженный Юрка.

Снаружи водил туда-сюда фонарём, освещал себе дорогу, раздумывал: наврала ему Нинка про змей или правду сказала? Наверное, всё-таки наврала… И про мясо змеиное… А он-то, дурак, поверил.

Рассердился на Нинку, аж засопел.

Потом долго лежал на кровати, не спал: думал, как отплатить Нинке.

Случай представился не скоро — где-то через две недели. За это время Юрка уже освоился в лагере, перезнакомился, знал всех в лицо. И уже с неделю ходил с папой в роли коллектора — документировать длиннющий, метров на триста, ров, выкопанный шахтёрами (и такие специалисты были в лагере) в одном из ущелий у подножия горы.

Их долина, если посмотреть на неё сверху, напоминала узкую длинную ладонь, которая заканчивается ещё более длинными пальцами-ущельями. Словно кто-то надавил на горы, когда они ещё были мягкие, ладонью, а след так и остался. В долине, над неширокой горной речкой, в которой день и ночь мощно ревела вода, густо росли деревья, под ними были раскинуты палатки геологов, а ближе к «пальцам», на лишённом растительности пятачке стояли странные полуразрушенные сооружения без окон и дверей, обнесённые каменными заборами. Юрка долго терялся в догадках, что же это такое, пока Зайкен не объяснил, что это древние могилы казахов, которые когда-то жили в этой долине — всего две семьи. После того, как в горах случилось землетрясение и их чуть не завалило обломками скал, обе семьи перебрались вниз, в кишлак, оставив мёртвых стеречь долину.

Юрке страсть как хотелось заглянуть внутрь, но Зайкен предупредил, чтобы он был осторожен: там водятся змеи.

— Гюрза? — с надеждой спросил Юрка: до сих пор он так ни разу и не видел змей.

— Гюрза.

— А кобры там есть?

— Кобры нет. Кобра там, внизу, — Зайкен показал в ту сторону, откуда они приехали.

Так что Юрка пока не отваживался наведаться туда: приглядывался издалека.

Прежние жители долины обладали отличным вкусом, раз поселились здесь. И до сих пор Юрка помнит, как проснулся он на следующий день рано утром и сразу же вышел из палатки.

Было холодно, вся долина ещё тонула во мраке, и Юрка, зябко дрожа, пошёл к речке, которая глухо ревела внизу. Вышел из-под дерева и застыл, поражённый: прямо перед ним, высоко-высоко, словно повиснув в небе, светились нежно и розово три острые вершины. Они были такие величественные, такие девственно чистые, такие торжественно возвышенные, такие безмолвные в своём вековечном покое, что Юрка аж затрепетал всем телом, аж холодок защекотал в груди. И он, выросший в городе, до сих пор безучастный к природе и её неповторимой красоте, внезапно ощутил, как в него вливается что-то торжественное и светлое и пронизывает каждую его клеточку. Юрка, стоял, замерев и забыв обо всём на свете, а три вершины, трое снежно-белых братьев поднимали свои головы всё выше и выше, первыми встречая невидимое отсюда солнце. Вот на них брызнуло таким сочно красным, что у Юрки даже защемило в глазах. Этот красный цвет — нет, скорее, малиновый — враз отгорел, вершины теперь ослепительно блестели, как островерхие, поднятые к небу зеркала, а солнечные лучи спускались всё ниже и ниже, высвечивая уже голые скалы без снега и льда, отвесные, резко очерченные ущелья, мягкие линии альпийских лугов — горы словно скидывали с себя одежду, подставляя грудь под радостное светлое тепло…