Нил Гейман - Одд и ледяные великаны

Когда она поняла, кто эти три зверя, улыбка стала еще шире.

— Так, так, так, — сказала она. — Мальчики! — Они находились в большом зале. Здесь было пусто, огонь в очаге не горел.

Богиня вытянула правую руку.

Орел, восседавший на спинке самого высокого стула с витиеватой резьбой, слетел с места и неловко сел к ней на запястье. Когти его с такой силой вцепились в бледную кожу, что на руке набухли багряные полосы, но она, казалось, не обратила на это внимания, по крайней мере, виду не подала.

Она провела пальцем по загривку орла, и он гордо вскинул голову.

— Один Всеотец, — сказала она. — Мудрейший из Асов. Одноглазый Бог Битвы. Тот, кто пил воду мудрости из источника Мимира, [7] Мимир — слепой великан-ётун, хранитель Источника Мудрости у корней мирового ясеня. возвращается к нам.

И принялась мять птицу левой рукой, придавать ей иную форму…

Теперь перед ними стоял высокий седобородый человек с жестким и умным лицом. Он был обнаженным, что, впрочем, его мало смутило. Подойдя к высокому стулу, он взял большой серый плащ и древнюю шляпу с обвисшими полями, которых, — Одд мог поклясться, — там не было раньше, и надел.

— Я был далеко, — рассеянно сказал он Фрейе, — и с каждым мигом все больше отдалялся. Спасибо.

Но Фрейя уже переключилась на медведя. Она мяла и месила его обеими руками. Так мать-медведица вылизывает своих новорожденных медвежат, языком придавая им форму. Под ее красивыми руками медведь изменился. Он стал рыжебородым, волосатым человеком с бугристыми руками, узловатыми, как очень старые деревья. Он был не великаном, но самым крупным из не-великанов. Вид у него был дружелюбный, и он подмигнул Одду, отчего мальчика неожиданно переполнила гордость.

Один бросил Тору тунику, и гигант отошел в тень одеться. Но на полпути остановился.

— Мне нужен мой молот. Мне нужен Мьёллнир.

— Я знаю, где он, — сказал Одд. — Спрятан в камне. Могу показать, если хочешь.

— Может, сначала все же закончим дела поважнее? — сказал лис. — Я следующий.

Фрейя весело поглядела на лиса.

— Знаешь, — сказала она, — многие предпочли бы лицезреть тебя таким. Уверен, что не хочешь остаться как есть?

Лис зарычал, потом рычание перешло в сдавленный кашель, и лис сказал:

— Милая Фрейя, ты со мной шутишь. Но недаром же про твое доброе сердце слагают песни:

— Локи, все это случилось только из-за тебя, — сказала она. — Все.

— Да, — сказал он. — Признаю. Но зато я мальчишку нашел. Нельзя же видеть только дурные стороны.

— Однажды я об этом пожалею, — мягко сказала Фрейя и с улыбкой коснулась черного лисьего носа, дальше пальцы побежали между ушами, вдоль хребта — до самого кончика хвоста.

Легкое мерцание — и вот перед ними человек — безбородый, с огненно-рыжими волосами и кожей такой же бледной, как у Фрейи. Глаза — зеленые осколки льда. «Может, у Локи до сих пор лисьи глаза, — подумал Одд, — а может, наоборот, у лиса всегда были глаза Локи».

Тор бросил Локи одежду.

— Прикройся.

Теперь Фрейя перевела взгляд на Одда. Ее нежная улыбка наполнила его мир.

— Твоя очередь, — сказала она.

— Это мой обычный вид, — сказал Одд.

— Знаю, — сказала Фрейя. Она присела рядом на колени и протянула руку к изувеченной ноге. — Можно?

— Конечно, если хотите.

Она подняла его легко, как листок дерева, и положила на большой обеденный стол богов. Нагнулась к его правой ноге и ловко отстегнула ее в колене. Провела ногтем по коже — и плоть раскрылась. Фрейя вынула кость, оглядела и помрачнела.

— Размозжена, — сказала она. — Так перемолота, что даже мне не под силу ее восстановить. Но немного поправлю.

Она принялась прилаживать, скреплять, притирать друг к другу осколки кости. Потом повторила операцию на мелких косточках стопы и пальцев, возвращая их на свои места. А после снова поместила кости в плоть, заклеила и приставила ногу на ее законное место.

— Очень жаль, — сказала богиня Фрейя. — Сделала все, что смогла. Стало получше, но не идеально. — Она вдруг задумалась, потом сказала с воодушевлением: — А что если ее вообще заменить? Хочешь, вместо твоей поставим тебе заднюю кошачью лапу? Или куриную?

Одд улыбнулся и помотал головой:

— Нее, моя мне как-то роднее.

Он осторожно встал и оперся о правую ногу, всей душой желая стереть из памяти картину, как ее только что отделяли от колена. Нога не болела. Почти. Гораздо меньше, чем раньше.

— Должно пройти время, — сказала Фрейя.

Огромная ручища опустилась сверху и хлопнула Одда по плечу, отчего он чуть не грохнулся.

— Ну что, парень, — пробасил Тор, — поведай-ка нам, как ты победил Ледяных великанов. — Теперь он выглядел гораздо веселей, чем в медвежьей шкуре.

— Он был один, — сказал Одд.

— Когда я стану рассказывать эту историю, их будет не меньше дюжины.

— Башмачки верни, ага? — сказал Локи.

Вечером в большом зале богов устроили пир. Один сидел в торце стола на стуле с великолепной резьбой, роняя слова почти так же скудно, как в бытность свою орлом. По левую руку от него басовито рокотал Тор. Локи, сидевший в дальнем конце стола, был ровен и приветлив со всеми, пока не захмелел, после чего, приветливость с него как ветром сдуло. Он наговорил всем глупостей и гадостей и начал в открытую поглядывать на богинь, в конце концов Тору на пару с высоким одноруким богом, которого, как понял Одд, звали Тиром, пришлось уволочь Локи из зала.

— Так ничему и не научился, — сказал Одд.

Сказал вроде про себя, но Фрейя, сидевшая рядом, вздохнула:

— Да. Не научился. Как и все прочие. Не меняются они. Не могут измениться. На то они и боги.

Одд кивнул. Кажется, он понял.

— Ты наелся? — спросила Фрейя. — Сыт?

— Да, спасибо, — сказал Одд.

Старик Один поднялся со стула и подошел к ним. Он рукавом утер с губ гусиный жир, размазав его по седой бороде. И сказал Одду на ухо:

— Знаешь, что это был за источник, из которого ты пил, парень? Откуда эта вода, знаешь? Знаешь, чего мне стоило попить оттуда много лет назад? [8] За глоток из Источника великой мудрости Один отдал глаз Мимиру, хозяину источника. Оставшийся глаз символизировал солнце, а потерянное око, символ луны, плавало в источнике. Ты же не думаешь, что в одиночку победил Ледяного великана, правда?

— Спасибо, — только и сказал Одд.

— Нет, — сказал Один, — это тебе спасибо. — Всеотец опирался на трость, покрытую резьбой: собаки, лошади, мужчины и птицы, черепа и олени, и мыши, и женщины — все это вилось вокруг посоха Одина. Можно было разглядывать его часами, и все равно всех деталей не разглядеть. Один протянул посох Одду: — Это тебе.