Арина Свобода - Шиворот-навыворот. Глеб и Ванька

В понедельник после уроков друзья пошли в больницу, заскочив перед этим в супермаркет за фруктами и соком.

— Как съездили? — спросил Пашка.

— Хорошо, — кивнул Глеб.

— Ты передавай им привет, своим родителям.

— Угу.

Разговор не клеился все утро. Гномыч делал вид, что ничего такого не произошло, но Глеб, честно говоря, не знал, как смотреть ему в глаза. Он на Пашку успел сто раз обидеться, а вышло совсем наоборот.

За городом уже выпал снег, и папа забрал их с Ванькой покататься на лыжах. В лесу было тихо и мирно, и не хотелось думать ни о каких проблемах. Ванька веселился, как ребенок, словно никогда зимы не видел. Швырялся снежками, потом пнул елку и обрушил Глебу на голову целую гору снега. Пока старший брат выбирался из сугроба, Ванька нацепил лыжи и с громким криком скатился вниз с горы.

— Хорошо-то как, — сказал раскрасневшийся от легкого морозца папа. — Давно мы с вами на природу не выбирались. Все работаю и работаю, как проклятый. Все, решено. Заберу вас с Ванькой летом на реку, будем по порогам сплавляться. Представляешь? Река, рыбалка, уха. Вечером песни у костра, печеная картошечка. Эх, красота!

Папа вдохнул полной грудью свежий воздух и посмотрел на сына.

— Ты что такой невеселый, Глеб? С Пашкой, что ли, поссорились?

— Угу.

— Помиритесь, — уверенно сказал папа. — И его тоже с собой заберем, устроим такую мужскую вылазку. Вчетвером. Не переживай ни о чем, сынок. Все закончилось. Погоди? Мама разве тебе еще не сказала?

— О чем?

— Дело закрыли за недостатком улик. Больше не надо нам в полицию ходить. Маргарита Валерьевна лично звонила и принесла свои извинения. Можешь расслабиться, а то ты в последнее время сам не свой. Так что гляди веселей, Глеб! — папа хлопнул его по плечу. — Смотри, Ванька куда забрался. Давай, наперегонки, кто быстрее до него добежит. Догоняй!

Он укатил вперед по лыжне, а Глеб так и остался стоять среди белого безмолвия, будто ему на голову не сугроб обрушили, а целую елку.

Папа сказал, что ему больше не придется ходить в полицию. Это чего же выходит? Гном вместо него ходил на допросы и даже словом об этом не обмолвился?

Чего он только про Гнома не передумал — что он обманом втерся в доверие к его родителям и решил его место занять, а он, выходит, друга защищал.

Как ни хорошо было в деревне, Глеб не мог дождаться, возвращения в город, чтобы поговорить с Гномом.

— Стой, Пашка, — решительно сказал Глеб, дернув друга за рукав.

До больницы оставалось не больше ста шагов. Зима добралась и до города. Люди ежились, кутаясь в воротники и шарфы, бежали, закрываясь от мокрого снега разноцветными зонтами. Холодно, неуютно.

— Ну что, опять сдрейфил? Да не боись ты, все хорошо будет, — сказал Гном. — Ты же сказал, дело закрыли.

— Угу. Я… хотел сказать тебе… Ты настоящий друг. Ближе, чем брат.

— Вот еще, — буркнул Гном, но по лицу было видно, что он рад услышать это.

— Ты меня защищал! И от «черных», и от Маргариты, и от полиции. А я, дурак, еще на тебя обижался как девчонка. Ты прости меня, ладно?

Он протянул руку.

— Ладно, проехали, чего волну гнать, — фыркнул Пашка, отвечая на рукопожатие. — Подумаешь, обижался. На тебя столько всего свалилось, кто хочешь бы запаниковал. И вообще, для чего еще нужны друзья, правильно? Топай давай, а то я замерз уже.

Юфа стоял у окна и, не отрываясь, смотрел на хлопья мокрого снега, плюющие в стекло.

— Давай, иди, — подтолкнул друга Пашка и сказал: — Привет, Юфа.

Парень у окна вздрогнул и оглянулся. В первую секунду на его лице появилось замешательство, потом он просиял, узнав посетителей.

— Гномыч? Глеб? Здорово! Заходите.

Глеб протянул ему пакет с мандаринами.

— Это тебе.

— Спасибо. Угощайтесь. Мне их уже девать некуда, — он вытащил один мандарин, поскреб ногтем и с наслаждением понюхал. — М-м-м! Так здорово пахнут, точно уже Новый год наступил.

— Я смотрю тебе уже получше, — сказал Гном. — Выпишут скоро?

— К концу месяца обещали. В общем, после зимних каникул в школу вернусь.

— Круто! — обрадовался Пашка. Он подхватил пару мандаринов и пошел к двери. — Ну вы тут пообщайтесь, а я пойду прогуляюсь.

Глеб истуканом застыл у косяка. Когда Гном исчез за дверью, Юфа нахмурился:

— Ты чего пришел?

Глеб пожал плечами.

— Хотел узнать, как у тебя дела.

— Узнал?

— Ну… Юфа, я… — Глеб не знал, что сказать. Не рассказывать же об Алексе, Вывороте, Снежке. Да и не поймет он или не поверит. Наверное, в такой ситуации нужно просто извиниться. — Прости меня. Я даже не знаю, как это вышло. Мне ужасно жаль…

— А мне нет, — отрезал Юфа. — Потому что ты меня спас.

— В смысле? — опешил Глеб. — Ты что-нибудь помнишь?

Юфа покачал головой.

— Да ты садись, хоть поболтаем по-человечески. С мамой ведь не поговоришь, она сразу плакать начинает. А врачи лезут со всякими тестами, поэтому я вру, что ничего не помню. Заикнулся разок, так мне какую-то дрянь начали колоть, а из-за нее потом голова три дня болела.

— Так ты что-то помнишь?

— Смутно. Иногда кажется, что я весь прошлый год не жил, а в игру играл. Про себя. Дурацкую игру с дешевой восьмибитной графикой и глупым сюжетом. Даже не играл, а просто смотрел, как кино. Все бегают там, суетятся, и я среди них. Причем мой персонаж — полный придурок, а я ничегошеньки сделать не могу. А потом вообще пофиг стало, что там происходит. Ты в компьютерные игрушки рубишься?

— Угу.

— Я тоже раньше. Вроде сел вечером на часок, не успеешь оглянуться, а уже утро. Вот так целый год пролетел, а я и не заметил. И даже себя забыл, — он снова уткнулся носом в мандариновую корочку. — Теперь смотрю вокруг и не узнаю ничего. Вот скажи, мандарины раньше тоже так классно пахли?

— Обыкновенно они пахнут, — пожал плечами Глеб.

— Ты не понимаешь, — смутился Юфа. — Для меня это теперь все по-новому. Как будто, я все это раньше знал и забыл. Ты даже не представляешь, как это круто. Как круто жить! Тут столько красок, и звуков, и запахов, и вкусов! Я прямо не дождусь, когда меня выпустят. Так хочется на улицу, потрогать снег.

Юфа еще долго болтал. Видно было, что ему хотелось выговориться. Глеб смотрел на него и радовался, что все обошлось. Алик стал прежним, «до-выворотным». Нормальным парнем, если не обращать внимания на увлечение ощущениями. Его скоро отпустят домой, и ему больше ничего не грозит.

Как же ужасно жить не своей жизнью, смотреть на нее со стороны и не иметь возможности хоть что-то изменить. А вдруг и Ванька, настоящий чувствительный фантазер Ванька с черной челкой и смешных кедах, на самом деле живет в том измерении. И мучается, как Юфа, глядя на то, как это чудовище захватило его жизнь и наслаждается этим миром.

— Юфа, а ты помнишь тот вечер в парке?