Светлана Лаврова - Куда скачет петушиная лошадь

— А ещё случай был в верховьях Выми, — вступил в разговор Волк. — Два охотника припозднились и заночевали под елью. Попросились, как водится, а всё ж таки в лесу — спят сторожко, от каждого шороха просыпаются. Вот среди ночи слышат, будто кто-то подошёл к их ели и говорит:

— Мать твоя помирает, сходи хоть навести напоследок.

— Я не могу, — отвечает их ель. — Люди пришли ночевать, я их охраняю. Утром приду.

И тихо стало. Они дальше спят. А второй раз проснулись от неясного шума — вроде дерево где-то упало. Утром встали, вышли, глядят — неподалёку и вправду упало старое дерево. Это и была ель-мать, которая умерла ночью. А ель-дочь не пошла к ней, охраняла охотников.

— А в наших справочниках написано, что на вашей планете растения неразумные, — сказал Тове. — Вот мы вернёмся и всё исправим.

— В наших справочниках написано то же самое, — хмыкнула Даша. — Но боюсь, исправить их мне не дадут.

— А мы сегодня будем делать это приятное действие, состоящее из складывания в рот съестных продуктов, измельчения их зубными отростками и пропихивания в глотку? — спросил Мир.

— Ага, понравилось! — хихикнула Даша. — Да, я тоже проголодалась.

— Погодите, я дичины какой спроворю, — сказал Пера. — Утку сейчас нехорошо брать, ей осенью пора, да ужинать что-то надо. Мир, надери лапника вон там, подальше, на подстилку, чтоб не на земле спать, а нодью-костёр я сам излажу. О-о, кого я вижу!

В просвете между деревьями на фоне тёмно-синего неба двигалось золотое пятно.

— Мир-суснэ-хум летит, — сказал Пера. — Высоко летит, видать, к дождю.

— Настоящий? — удивился Мир.

— Ну да, тот самый, Седьмой сын.

— Может, подманим? — предложил Волк.

— Да ну, на что он нам нужен, будет тут хвастать, да и угостить его еще нечем, — отказался Пера. — Кстати, об угощении, я пошел, а ты проследи, чтобы молодёжь по лесу не разбредалась. Кладбище близко и вообще.

— Сам знаю, — проворчал Волк.

Пера отсутствовал недолго. Он бросил Даше на колени пару убитых уток и сказал:

— На четверых с натяжкой хватит, а Волк сам поохотится.

— Я чучело, на то мне твои утки. — огрызнулся Волк и демонстративно почесал пузо, зашитое степплером.

— Ощипли их, выпотроши, а я пока костёр налажу, — скомандовал Пера. — Была ещё одна утка, да я её Войпелю, богу охотничьему, пожертвовал, как положено. Без этого охоты не будет, сие предками заповедано.

Даша в ужасе посмотрела на птиц — она решительно не представляла, что с ними делают. «Хорошо хоть одну утку он отдал этому загадочному Войпелю, всё-таки меньше осталось», — подумала она. Мир пристроился рядом и с вожделением спросил:

— Это еда?

— Пока нет, — сказала Даша. — С неё надо все перья снять и изнутри кишки вынуть.

— Зачем? — не понял Мир. — Она же меньше станет.

— Кишки и перья невкусные, — неуверенно объяснила Даша.

— А ты пробовала?

— Нет…

— Ну вот, а говоришь! Надо сперва попробовать синоним отведать.

Он выдернул одно перо и хвоста и пожевал кончик.

— Невкусное, — согласился он. — Теперь кишки давай.

— Погоди ты со своими кишками, я ещё с перьями не разобралась. Наверное, быстрее утку побрить… но вряд ли коми-охотник носит в лузане станочек для бритья уток. Придётся выдёргивать перья по одному.

И дёрнула перо из хвоста. Перо было качественно приделано и не дёргалось. Даша поднажала.

— Ага, вышло! Теперь второе.

— Очень медитативное занятие, — заметил Тове, просовывая позолоченную голову между Миром и Дашей. — Лучше бы ты мне золотую щетину повыдергала.

— Я буду похищенная бандитами дочь миллионера, — заявила Даша, выдёргивая третье перо. — Героический красавец-охотник украл меня у бандитов и спрятал в парме под ёлкой. Потому что никто не догадается искать дочь миллионера под ёлкой, она же не Дед Мороз. Охотник ушёл звонить миллионеру — чтобы тот забрал доченьку. Потому что в парме сотовый не ловит, и ему пришлось прийти в обитаемые места. И пропал…

— Куда? — удивился Мир.

— А его бандиты поймали, те самые. И стали пытать, чтобы рассказал, куда спрятал дочь миллионера. А он же герой, он молчит, как партизан. А я тем временем в лесу проголодалась. Сходила поймала уток голыми руками с отточенным маникюром и задумчиво ощипываю их, выдираю перья, как лепестки ромашки, гадая на охотника-блондина: «Любит — не любит, плюнет — поцелует…»

— И что вышло?

— Обычно у меня «плюнет» выходит, — честно призналась Даша. — Независимо от объекта гадания.

— Очень интересно, — похвалил Мир. — Красавец-охотник, похищенная дочь, злые бандиты… Это у вас на планете часто такое приключается?

— Да сплошь и рядом! Это просто скучные будни нашей планеты, — и Даша продолжила гадание на перьях: любит — не любит…

— Дашка, ты что творишь с несчастной птицей? — это вернулся Пера. — У неё уже совершенно непристойный вид — голая попа на фоне растрёпанного всего остального. Птицу ощипывают с шеи. Ладно, дай сюда, а то мы в аккурат к новому году поужинаем. Вы, городские, ничего руками делать не умеете.

— Ногами я бы её ещё хуже ощипала, — оправдывалась Даша. — Я что, виновата, что у нас курицы продаются в магазинах уже голые и потрошёные. А уток я вообще только в зоопарке видела.

— Несчастный ребенок, — посочувствовал Пера, ловко расправляясь с уткой. — Жизнь прошла бы зря, если бы не я. Сейчас зажарим. Конечно, осенняя утка не в пример жирнее, но и августовская сойдёт с голодухи. Я как богатырь исключительно талантливо умею уток жарить.

Ужин сготовился не так скоро, как хотелось бы проголодавшимся путникам, но наконец каждый ухватил по куску.

— Это… ням-ням… извращение, — прочавкал Тове. — Я — растение в виде травоядного животное ем животное и… ням-ням… нахваливаю! Нашим рассказать — не поверят!

— Очень хороший продукт питания синоним пища, — кивнул Мир. — Я только иногда забываю, что сначала делать — глотать или жевать.

— Было бы еще лучше, если бы не комары, — заметила Даша. — Мало того, что я вся чешусь, так они ещё и в рот залетают! Фу!

— Да ладно, то — мясо и это — мясо, — махнут копытом Тове. — Сравни: вот лежит на твоей коленке убитый комар, и вот кусок утятины. Цветом похожи, размерами… м-м-м… соизмеримы.

— Это какой-то комариный Пера-богатырь, гигант, — присмотрелась Даша к пришибленному ею «зверю». — Впрочем, они тут все огромные и зубастые. Если его воскресить, будет комар-зомби, герой ужастиков.

— Раньше туны-колдуны умели поднимать мёртвых и делать из них ходячих покойников, — проговорил Волк. — Теперь никто не умеет.

— Большого мертвеца трудно поднять, — заметил Пера. — А мелкого, вроде комара, наверное, легче. Оживи комарика, а, Волк? Мне почему-то кажется, ты это сможешь.