Светлана Лаврова - Куда скачет петушиная лошадь

— А ещё говорят, менквы тупые, — возмутился Тове. — Да наш Лютик — инженерный гений! А когда всю труху выбросишь, тогда как?

— Ещё много… того… осталось, — успокоил его менкв. — Лютик очень трухлявый.

— Потрясающая планета, — заметил Мир. — Наши не поверят. Трухлявые реактивные лютики летают над лесом…

— А какое-нибудь зажигание используешь? — не отставал Тове. — Источник энергии?

— Дак того… душа горит! — хлопнул себя в грудь Лютик.

— Хорошо, что ты с нами, — сказал Войпель. — Ты сильный и, как оказалось, умный. Поможешь в бою.

— Да, Великий, — кивнул менкв.

— Я считаю, нам пора перемещаться как можно ближе к врагу, — продолжил Войпель. — Потому что с этой горы ничего не разберёшь. Сейчас я включу северный ветер, равный по силе подсасывающему действию пустоты. По коням! А Лютик полетит сам.

— Ромашки плавают, летают лютики, — пробормотала Даша.

— А водяные куда?

— А мы ручейками, ручейками… вон туда, говорите? Сейчас… — Пянтег перехватил Каму и обеими руками выжал её край — как при стирке. Из Камы натекла большая лужа, Пянтег втянул живот и нырнул в неё, Васа — за ним.

— Они вынырнут в каком-нибудь ручейке или болотце, — пояснил Пера. — Эх, жаль, что мы так не умеем. Ну, полетели!

— И что? — спросил Пера. — С кем драться-то?

Пришли, называется. Даша оглядела их «войско» — оно сделало бы честь любому фантастическому роману. Зеленоглазый красавец Войпель, могучий Пера со свежевыломанной дубиной длиной с автобус, два всадника на крылатых конях, мощный Пянтег с Камой под мышкой, менее мощный, но тоже явно не слабый Васа, огромный страшный менкв, нагретый от полёта котёл и туча комаров в боевой готовности — Зомбик сдержал обещание. Всё готово к схватке с врагом. Да вот незадача — врага не было.

Они стояли на краю растворяющегося мира. Сзади простиралась парма, совершенно непроходимая чаща, заваленная упавшими деревьями, заболоченная. Впереди та же парма то ли разлезлась на лоскутки, то ли её неровно стирали резинкой. Сладковато пованивающее болотце загибалось куда-то внутрь, облезлые ёлки теряли чёткие силуэты — развоплощались, как призраки. Вон лежит упавшее бревно — а дальний конец его уже не бревно, а деформированное пятно, кривая лепёшка. Не было крутого обрыва в никуда, как представляла себе Даша конец света. Подгнивший мир распадался на осклизлые куски, прорастал пятнами пустоты. Дальше ничего не было видно. Возможно, потому что дальше ничего не было.

— Кто-то испортил лес, — обиженно проскрипел менкв. — Лютик хочет побить.

— Некого бить, — выдохнул Войпель, весь красный и взмокший — он поддерживал северный ветер такой силы, чтобы не затянуло в пустоту, а тянуло тут очень мощно. — Здесь никого нет на много сотен вёрст. Я чую.

Почему-то Даше вспомнилась Чердынь — ещё прекрасная, но уже мёртвая и разлагающаяся. Даша вся заледенела и покрылась мурашками, хотя затхлый воздух был тёплым.

— Мы пришли сражаться, — сказал бледный Мир-суснэ-хум. — Надо уничтожить этого типа. Я туда пойду и убью. Вперед, Товлынг-лув!

— Стоять, мальчишка! — рявкнул Войпель. — Тоже мне воитель. Заткнись и дай подумать.

— Мне тут не нравится, — твердил Васа трясущимися губами. — Мне тут не нравится, я хочу домой, в Колву…

— А если направить туда струю Камы, как из шланга? — Пянтегу надоело стоять и пялиться, он предпочитал действовать. Пянтег перехватил Каму как автомат Калашникова и что-то, видимо, нажал…тра-та-та-та-та! Мощная струя воды ударила вперёд, в пустоту. И растворилась, как не бывало.

— Нет, не пойдёт, — Пянтег неторопливо развернул Каму и закинул на плечо. — Только воду зря истрачу, обмелю реку, в низовьях засуха сделается. Куда-то вода вся девается. А это что?

С севера, с разлагающихся островков мира раздалось далёкое «киккуруллю!»

— Там кто-то кочки на кочку прыгает, — вгляделась Даша и поёжилась. — Кто-то жуткий. Войпель, ты же сказал, что там нет никого, ты не чуешь.

— А там никого и нет, — с натугой подтвердил Войпель и отодрал со лба прилипшую мокрую прядь волос — всё-таки тяжело ему давалось противостоять втягивающей силе пустоты.

— А вон скачет! И орёт! — показала Даша на неясную страшненькую тень. — Только я не вижу, кто это.

— Потому и не видишь, что там нет никого, — посмотрел туда же Пера. — Это скачет петушиная лошадь, а её не существует. Вот ты её и не видишь.

— А почему я её слышу? — не сдавалась Даша.

— Потому что она вредная и орёт слишком громко, — объяснил Пера. — Если несуществующее существо так громко и противно орёт, то его слышно, даже если его и нет. Ну разве бывает петушиная лошадь?

— В нормальном мире — нет, — кивнул Мир. — А вот если мир сошёл с ума и сам себя разрушает, петушиная лошадь вполне может появиться. Это символ распада реальности, чушь. Ваша цивилизация с безумными криками скачет куда-то, как сбесившаяся петушиная лошадь, и никто не знает, куда.

— Ты умный мальчик, хотя и инопланетянин, — одобрил Пера. — Мои предки не знали слов «символ», «реальность», «цивилизация», но имели в виду именно это. Не смотри туда, Даша, её там нет. Попрыгает и перестанет.

— А почему её пустота не затягивает? — спросил Тове.

— Так нечего затягивать! Нету её, сказано тебе, балбесу инопланетному! — потерял терпение Пера.

Они постояли ещё, посмотрели на распадающийся мир.

— Мне кажется, я понял, — сказал Пера и выбросил дубину. — Возвращаемся срочно. Дашка, хватит пялиться на петушиную лошадь. Зомбик, распускай комаров, они не понадобятся. Войпель, подержи ещё северный ветер, пока мы не выберемся в безопасное место. Пянтег и Васа, возвращайтесь, война отменяется.

— Вот это дело, мир завсегда лучше, — обрадовался Васа и нырнул в лужу, бормоча про себя: «В Титикаке меня поди-ко заждались».

— Никуда не пойду, пока не объяснишь, что к чему, — упёрся Пянтег.

— Тогда двигай с нами до привала, там всё объясню.

Обратный путь был труден и грустен — зря сходили, никого не победили, проиграли. Пера, впрочем, был бодр и что-то обдумывал. К нему приставали с расспросами, но он отмахивался:

— Отойдём подальше, чтобы Войпелю не надо было поддерживать северный ветер, тогда поговорим.

Наконец — где пешком, где подлетая, обдираясь о ветки и проваливаясь в грязь, добрели до места, где пустота уже не подсасывала. Пянтег устроил всем душ из Камы, а то по дороге они собрали, кажется, на себя грязь всех болот Приуралья. Потом развёл костёр и стал варить в котле что-то умопомрачительно вкусное из шишек, видимо, перевоспитывая их в тефтельки. Даша сразу начала их активно пробовать. Войпель в изнеможении рухнул на землю: