Розмари Уэллс - На синей комете

— Чего только не придумают! — одобрительно заметил папа. — Поэтому «Президент» и стоит целое состояние.

— Ой, пап, а вагон-ресторан носит имя Джорджа Вашингтона! Интересно, как бы он к этому отнёсся, а?

— Давай-ка запустим «Президента», — предложил папа. — Кто знает, может, этих поездов больше вообще не осталось… Интересно, где мисс Кроуфорд раздобыла опытный образец?

Я кивнул вверх, на потолок, за которым текла жизнь голливудских богачей.

— Пап, эти кинозвёзды себе что угодно купить могут.

— Но мы всё равно счастливее, Оскар, — серьёзно сказал папа, сцепляя вагоны «Президента». — И надо уметь радоваться. Радоваться, что у тебя есть я, а у меня — ты. Это очень много! Если я хоть что-то понимаю в жизни, хозяевам этого дома такое счастье даже не снилось. Ни этому приёмышу, бедняге Кристоферу, ни его разведённой, неуживчивой мамаше.

Папа поставил поезд на рельсы, выпрямился и потянул рычажок. Поезд тронулся, набрал скорость и понёсся, как комета. Он был не только шустрый, но и очень тихий, почти бесшумный. Тише любого из прежних поездов фирмы «Лайонел» — и наших, и тех, что я запускал в банке. Папа увёл экспресс «Золотой штат» с основного пути, чтобы дать дорогу «Президенту»: пусть бежит от Лос-Анджелеса к Скалистым горам, а потом по равнинам до самого Чикаго!

— А может, пусть и дальше едет, до Центрального вокзала в Нью-Йорке? — Папа втянул в себя очередную порцию ароматного табачного дыма и, переведя экспресс «Двадцатый век» на второй путь чикагского вокзала Дирборн, открыл дорогу «Президенту» — мимо Великих озёр и дальше на восток до самого Нью-Йорка.

Лучи закатного солнца проникли в подвал, и горы на макете Кроуфордов порозовели, а в ущельях залегли густые вечерние тени. Наверху, у нас над головой, пахло дорогой полиролью, и знаменитые люди ходили по восточным коврам. Но здешний подвал, хоть и огромный, мало чем отличался от подвала нашего дома в Кейро. Здесь нам тоже не было дела до внешнего мира.

А зря. Ведь мы всё-таки находились не в Кейро, а в Лос-Анджелесе, и мне предстояла служба в армии. Меньше чем через сутки.

Когда «Президент» сделал несколько полных кругов через всю страну, папа заговорил:

— Оскар, дела-то у нас неважнецкие… Тебя завтра в армию призовут. И отправят прямиком на гауптвахту. И это в одиннадцать лет!

— Что такое гауптвахта?

— Холодный карцер. Тюрьма. Туда сажают новобранцев, которые не умеют ходить в ногу… И вообще, война — дело не детское. Тебя же наизнанку вывернет, если кровь увидишь.

— Значит, мы едем в Монтану? Да, пан?

— Утром, как только откроются банки, я сниму со счёта все деньги, все триста пятьдесят долларов, что мне удалось накопить. И мы отправимся в Монтану. — Он махнул рукой на север. — Найдем где-нибудь в горах заброшенную хижину. Я наймусь лесником. Ты будешь ловить рыбу, охотиться и готовить еду — как раньше, дома. Раздобудем школьные учебники, чтобы ты не отстал от программы. Будем жить — поживать, пока тебе и вправду не исполнится двадцать один год. Тогда и вернёмся. Если страна по-прежнему будет в тебе нуждаться, пойдёшь в армию, послужишь родине, как любой другой гражданин, как настоящий американец. Договорились?

— Ага! Конечно, пап!

Готовить рыбу? Я встревожился. Я никогда раньше не готовил рыбу. Ладно, научусь. Главное — мы с папой будем вместе, и никто нас больше не разлучит, не растащит в разные стороны.

На лестнице показался мистер X в выходном пиджаке. Неторопливо спустился и с неподдельным восхищением оглядел восстановленный макет.

— Сегодня всё доделаем, но покрашу завтра, — сказал папа. — Пока штукатурка не просохла, красить нельзя.

— В таком случае переночуйте у нас, в комнатах для гостей, — предложил мистер X. — Милости просим.

Часов в восемь милейшая мисс Чау принесла нам горячие бутерброды и исчезла, не проронив ни слова.

До десяти мы складывали мозаику — стёкла Денверского вокзала, — а потом, усталые, поднялись наверх.

— Оскар, — начал папа в лифте. — Я не сказал Голландцу про наш план. И мистеру X не сказал. Пусть это останется между нами. Хорошо?

— Хорошо, пап.

— Уедем завтра утром, — продолжил он. — Если поторопимся, успеем на поезд до Сиэтла, который уходит в одиннадцать двадцать две. А там, в девятнадцать сорок одну, пересядем на поезд до Биллингса, штат Монтана.

На подушке меня ждала аккуратно сложенная шёлковая пижама. Вот как в богатых домах привечают гостей! Шёлк грел и одновременно холодил тело — новое ощущение! Шёлковых вещей я никогда прежде не носил.

Вдруг в дверь деликатно постучали.

— Кто там? — спросил я.

— Извинить меня. Тут мисс Чау.

— Мисс Чау! Заходите! — Я открыл дверь.

— Вот мыло и щётка для зубы.

Китаянка бесшумно вошла в комнату и протянула мне серебряный поднос с принадлежностями для умывания. Я его взял, поблагодарил.

— И ещё один дело, — прибавила она.

— Какое?

Она улыбнулась:

— Мисс Чау всё слышать! Мисс Чау помогать отпереть закрытая дверь. Память Оскар. Просто. Совсем просто. Китайский метод. Проверять две тысячи лет!

Мисс Чау,в мягких красных тапочках, села на кровать рядом со мной и, открыв выстланную бархатом шкатулку, вынула оттуда мешочек, а из него достала полупрозрачный чёрный камень, почти круглый, с немного неровной поверхностью. Внезапно я увидел внутри шара светящуюся рыбку. Или померещилось? Ведь этого не может быть!

— Что это? — спросил я.

— На ваш язык — Звёздный камень, — ответила мисс Чау. — Редкость. Находить на севере Китая, где Харбин. Иногда в река. Иногда под дерево гинкго. Очень ценный. Люди платить много денег на чёрный рынок. Мадам Чан Кай Ши, первая леди Китай, покупать Звёздный камень и помогать муж воевать с Япония. Мисс Чау просить вас просто расслабить. Просто смотреть на маленькая звезда в камень. Расслабить. Смотреть на звезда. Хорошо?

Я повиновался.

— Хорошо, Оскар. Теперь надо брать Звёздный камень. Тепло ваш тело заставлять звезду прыгать. Вы сосредоточить на звезда, пожалуйста, а мисс Чау скоро возвращаться.

Она вложила камень мне в руки, разместила их у меня на животе и вышла. Я послушно выполнял её наставления. От тепла моих рук и живота звёздочка заметалась внутри своего круглого чёрного домика, как бешеная. Мне тоже стало тепло, словно за окном была не зимняя, а летняя ночь. Все терзавшие меня тревоги как ветром сдуло. Сейчас меня занимала только звезда. Ничего, кроме звезды. Я лежал молча, неподвижно, не сводя с неё глаз. Мисс Чау вернулась, но, если бы не свет, проникший через открывшуюся дверь из коридора, я даже не заметил бы её появления: она вошла беззвучно, на цыпочках, а я был всецело поглощён звездой.

— Ваш отец крепко спать, — прошептала она со смешком. — Он не ждать мисс Чау с пижама и щётка.