Сергей Верник - Император и Пустота

— Когда-то он был одним из лучших бойцов отряда «Зевс», — ледяным голосом произнес Радов, провожая взглядом конвой. — Не боялся спины друзей прикрыть, презирал смерть и готов был по первому приказу сигануть хоть на само Солнце. А теперь вона как… Походу дела, не наших парней надо было сюда посылать, а каких-нибудь эзотериков. Слабые мы против него…

— Кого «его»? — я чувствовал, что начинаю закипать. Ох, не в ту сторону мысли лейтенанта повернули. Неудивительно, что подчиненные с ума сходят.

— А вы еще не поняли? — загадочно проговорил Радов, затем высунул кончик языка. Видимо, хотел облизнуть губы, но вдруг передумал. — Нечистая сила здесь поселилась, инспектор. А может быть сам Темный Властелин. Ему нет разницы, в кого вселяться, будь это хоть маленькая девочка или опытный боец. Он спал в заточении миллионы лет, не участвуя в судьбе мира, оставив все на попечение мелких бесов. Теперь Зверь проснулся…

— И как мне здесь прикажете работать?! Как?! — я подскочил к лейтенанту, заглянул в беспокойные водянистые глаза. — Колония умалишенных! Ты же профессионал, лейтенант! У тебя в подчинении люди, доверившие свои жизни. Какое право ты имеешь ошибаться?! Я спрашиваю, какое право ты имеешь?! А?! — схватил его за воротник, и как следует встряхнул. Затем продолжил уже чуть спокойнее: — Это решение об уровне угрозы человечеству. Понимаешь? И целесообразности уничтожения станции. Если не мы, то кто? Нам не простят ошибки, и случись что, сгноят на марсианских карьерах без права на восстановление. Ты этого хочешь, лейтенант? Хочешь гнить заживо, захлебываясь собственной кровью по ночам в грязных вонючих бараках? На твое место уже выстроилась очередь из нескольких сотен здоровых, рвущихся в бой курсантов с пурпурными корочками «Надежда Федерации». И все они ждут от тебя этой самой малейшей ошибки. Никогда не забывай истины, лейтенант. Если чего боишься, то представь за своей спиной толпу парней с умоляющими взглядами. Ну, давай же, ошибись! Давай! Ты на карьер дышать радиоактивной пылью, а мы будем рвать друг другу глотки за твое еще теплое местечко, — я сделал паузу, наблюдая за реакцией Радова. Тот почти перестал дышать. — Вот поэтому нужно быть профессионалом до конца. Только профессионалы смогут выжить в нашем сумасшедшем мире. Так что засунь свой страх в жопу, лейтенант, и выполняй приказы. Мне нужны настоящие факты по работе персонала станции, а не жалкие клочки информации из разбитого компьютера. И уж тем более не безумцы, от которых кроме соплей и дерьма ничего не добьешься. Вскрывайте створку, лейтенант.

— Это самоубийство, инспектор, — глаза Радова сделались круглыми. — Давайте просто взорвем здесь все к чертовой матери. Я подпишу протокол. Никто ведь не будет разбираться…

— Ни хрена ты меня не понял, лейтенант, — я покачал головой. — Как тебя вообще допустили в офицерский корпус? Или с воображением туго? А ведь парни за твоей спиной уже радостно встрепенулись, и стали неистово молить Бога, чтобы ты обосрался. И знаешь, Бог благоволит лишь к сильным. Слабых и трусов он совершенно не видит, как акула неподвижную жертву. А может, мне на тебя рапорт подать? А? Говорят, каторга хорошо и мозги укрепляет, и сфинктер.

Не говоря ни слова, Радов коротко отсалютовал, и быстро скрылся за дверью.

Гниль, тлен, прах… Нет, он тоже насквозь пропитался этой мертвечиной. Просто старается скрывать. А оно ведь все равно проступает сквозь кожу, плавится в глазах черными погребальными кострами, и нестерпимо смердит.

Нет, оставаться здесь уже слишком противно и опасно. Делать дело, и бежать! Бежать без оглядки! Куда-нибудь на горячие озера Просвета, и неделю сидеть по уши в источнике и стирать с себя всю эту мерзопакость. Потом нажраться до беспамятства… Нет, лучше сразу нажраться, или в процессе. А уже затем, когда окончательно просохну, упаду в кресло мнемотехника, закрою глаза, и когда снова их открою, уже ничего этого не будет…

Очередную жертву я встретил спустя десять минут после того, как Радов приказал разгерметизировать швы створки. Молодой парень в костюме химзащиты, размахивая шлемом, беспорядочно бегал среди аппаратуры и громко орал что-то про дохлых колонистов, пробитые головы, кровищу и мозги на стенах. Глаза бешеные, горят безумием. И слезы катятся по грязным щекам…Парень постоянно тер ладонями лицо, потом смотрел на руки и жутко выл. А когда он вдруг перешел к оскорблениям президента, был почти мгновенно наказан разрядом парализатора.

Неужели все-таки прав лейтенант? Неужели прав? Некая неизвестная сила каким-то образом влияет на человеческую психику. Защитный рефлекс или нападение, вот в чем вопрос? Если защита, то есть еще шанс справиться, найти подход с безопасной стороны. Нужно будет, — вызовем хоть эзотериков, хоть парапсихологов. Ну, а если это намеренная агрессия, дело наше худо. Таким сильным противником лучше не пренебрегать. Или договориться, или…А может Оно в контакт вступить пытается, а мы просто не выдерживаем натиска? Не способны принять всю мощь иного разума, и просто-напросто слетаем с катушек? И когда Оно само поймет это, полноценных людей на станции уже не останется, одни безумцы. Парни-то в СБ отнюдь не слабаки, и тесты пройдены на психологическую устойчивость, — показатели наверняка неплохие. И все прахом…

— Еще один, — Радов побледнел, затравленно посмотрел на меня. В его глазах черной волной плеснул страх, но сразу же исчез. — Это всегда происходит, если подойти близко.

— Разберемся, лейтенант, — уверенно ответил я, провожая взглядом бесчувственное тело оперативника. По телу прошла ледяная волна, но я хорошо умел внешне оставаться спокойным. — Там все готово?

— Так точно.

— Кто будет меня сопровождать?

Вопрос, похоже, застал Радова врасплох. Он побледнел еще больше, а на лбу выступили капельки пота. Лицо его, походившее на сырой блин, теперь пошло серыми пятнами и напоминало кусок раскисшего теста.

— Вот вы, — я не дал ему опомниться. Ткнул пальцем в широкую грудь. — Это будет хороший урок, лейтенант. И еще двоих парней возьмите. Вместе не так страшно, правда?

Спустя полчаса мы уже подходили к массивной створке, скрывавшей тайну, возрастом в сотни миллионов лет. В тяжелой броне было непривычно тесно, пахло чужим потом, даже не смотря на химобработку, а лязгающие по полу металлические башмаки вызывали раздражение. Оперативники всегда облачались так, будто впереди последний бой. А еще эти их плазменные излучатели, висящие на плечевых пластинах гранеными тубусами. Пафос, и ничего более. Тяжелое неповоротливое оружие, совершенно не пригодное в закрытом пространстве станции. Разгильдяи несчастные, готовые даже на самоубийство…