Владислав Крапивин - Струна и люстра

В реальном, сказочном и фантастическом мире Крапивина есть понятие Дороги, Города, Безлюдных пространств.

«Функция Дороги абсолютна и милосердна, это последний шанс всякой живой души найти того, кого потерял, что-то исправить, а что не сделал — доделать», — сказал он в своём интервью двум ребятам, прибывшим к нему из Петербурга автостопом. Для них, так же как и для самого Крапивина, Дорога в их жизни — «это какая-то отдельная вселенная, особый мир со своей аурой, со своими законами, со своими прелестями, своеобразием, традициями».

Город Крапивина — особый персонаж, придуманный или реальный, его можно узнать и вспомнить, разглядеть, словно из своего детства или собственного сна. «…Иногда мне просто лень записывать, как Город возникает в моих снах в совершенно разных вариантах. Он может представать в разных обличиях: быть Москвой, Питером, Тюменью, Севастополем…» — говорит писатель.

Наверное, каждый из нас, читателей, чувствует и распознаёт этот Город по-своему. Мне не пришлось бывать в Тюмени, но узнавание Севастополя, сказочно красивого, доброго и прекрасного, хоть и не названного во многих крапивинских вещах, приносит радость возвращения и в моё собственное детство. Скольким людям подарил Крапивин этот город, и когда делал его героем своих книг, и когда впервые привозил ребят из «Каравеллы» к морю.

Одна из граней Кристалла — Безлюдные пространства, в которых реальность перемешалась со сказкой, а у героев писателя появляется возможность уйти от зла, ненависти, несправедливости и безысходности окружающей действительности. Явление Безлюдных пространств, на мой взгляд, не только свидетельство сложного периода жизни общества, но и желание автора вывести своих героев из того мира, который он сам сегодня не в силах изменить к лучшему. «Безлюдные пространства — это не пространства, в которых нет людей. Это просто места, уставшие от человеческой злобы, от ненависти, переполнившей все вокруг», — писал Дмитрий Байкалов. «Идея Безлюдных пространств — это не «отрыв», а разрыв с действительностью», — считает Евгений Савин, но верит в то, что «герои вернутся из Безлюдных пространств в мир людей. И будут жить в этом мире, мире людей…».

В самых сложных, а часто и трагических ситуациях Крапивин оставляет читателям возможность выбора пути для героев, самостоятельного определения их будущего: «То, что я оставляю читателям право окончательно решать, что же было на самом деле, — это я тоже делаю сознательно». При этом он даёт не только надежду читателю на счастливый конец, хоть сам их (счастливых концов) также сознательно избегает, но и возможность на это будущее влиять — своим отношением, своими поступками, своей жизнью.

Воспоминания Крапивина Борис Тараканов называет «богатым и с безупречным вкусом инкрустированным памятником собственному Детству. Можно подойти близко и рассмотреть многочисленные детали, а можно сделать шаг назад и попытаться охватить сразу всё». В воспоминаниях писателя реальность, сны и фантазии переплетаются столь же явно, как и в остальных произведениях. «Всё, что помнится — было!» — объясняет Крапивин. И дарит нам тепло своего детства, хоть оно и пришлось на страшные годы войны и первых послевоенных лет, делится с нами своей особой любовью к маме, первой влюблённостью, болью и радостями своей жизни, встречами и утратами, страхами и сомнениями, а также тем, как сам учился их преодолевать. Только безгранично уважая своего читателя, доверяя ему, можно открывать дверь в своё прошлое. Крапивин делает это для нас.

«Наверно, немногие из современных детских писателей могут похвастать такой же широкой и преданной читательской аудиторией, какую имеет сегодня Владислав Крапивин. Однако едва ли еше кому-нибудь из этих немногих приходится столь часто, как Крапивину, сталкиваться с настороженным, опасливым, а то и вовсе отрицательным отношением критики (впрочем, вернее будет сказать: какой-то части критики) к своему творчеству», — написали в журнале «Урал» перед публикацией одной из критических статей. Валентин Лукьянин объясняет это тем, что «читатели — «нормальные» читатели — просто читают, а критики вычитывают. Вычитывают то, что им — в силу каких-то особенностей их склада ума или опыта — хотелось бы видеть в сочинениях писателя».

«…Я не воспринимаю критику конструктивно, — говорит Крапивин, — потому что всегда отвечаю за то, что написал».

Оставим критикам и исследователям творчества возможность «вычитывать», анализировать, сопоставлять, оценивать и комментировать. Это чрезвычайно интересно и полезно как писателю, так и нам, читателям.

«Мир гораздо шире, глубже, таинственнее, чем кажется на первый взгляд, мы должны стараться как можно больше постигать его, открывать, разгадывать какие-то тайны…» — говорит Крапивин.

Давайте делать это вместе с ним. Давайте его читать! И не просто, а со счастьем, как это делает моя коллега из Японии: «Читаю с удовольствием… не могу оторваться… Крапивина читаю я, как дети, лёжа на диване, быстро, со счастьем…»

И в заключение — случай из жизни. На абонементе Детской библиотеки в Петербурге. Август 2003 года. Читатель-пятиклассник сдаёт прочитанные книги. Среди них — две «страшилки» Стайна, один из Гарри Поттеров и «Мальчик со шпагой». На мой вопрос, что понравилось больше всего, улыбаясь, вытаскивает Крапивина. Я счастлива!

Итак, следует напомнить, что вначале издательство было; далеко от мысли выпускать полное Собрание сочинений. Главное — фантастика. Этим и объясняется некоторая «пестрота» и кажущаяся нелогичность в формировании и порядке выпуска отдельных томов. (Они, кстати, не пронумерованы, и лишь по списку в начале каждой книги, где указаны все ранее вышедшие тома, можно установить последовательность выпуска издания.) Но вскоре появились соображения, что прекращать публикации нет смысла. Во-первых, как отличить фантастику от «реалистического жанра» (взять хотя бы романы «Бабушкин внук и его братья» и «Давно закончилась осада…»)? Во-вторых, отчего не печатать, если у читателей это находит интерес? Вот и пошло… И кончилось данным томом, > с комментариями.

Оказалось, что без комментариев никуда не деться, раз уж получилось полное Собрание. Такие собрания всегда нуждаются в некоторых пояснениях и толкованиях. Пришлось помещать их и здесь (в чем-то используя материалы 30-томника, а что-то дописывая, меняя и уточняя).

Прежде чем перейти к рассмотрению каждого тома, следует заметить вот что. Тома не пронумерованы (это уже говорилось) и составлены по стихийно возникшему принципу «сначала фантастика, потом все остальное, а дальше — то, что написано совсем недавно». В таком принципе можно найти свою логику. Но в нем нет последовательности ни в хронологии произведений, ни в тематике, ни учета «разновозрастности» читателей. (Как, впрочем, не было и в прежних собраниях.) Но сейчас, когда все тома выстроились на полках, невольно возникает желание расставить их не по очередности выхода, а с учетом сроков написания всех вещей: самые ранние — в начале, потом вещи 70-х, 80-х гг. и так далее.