Владислав Крапивин - Стальной волосок

— А почему колеса у нее такие? Одинаковых не нашлось, да? Конечно, телеги сейчас редкость…

Колеса были деревянные, от телеги, которую в прежние времена таскала старательная лошадка. Похоже, что одно — заднее, а другое — переднее. Поэтому разного диаметра.

— Дело не в том, что редкость. Просто это традиция, — объяснил Никель. — Катать ее сложновато, виляет, но зато память о прошлом…

— Да, — солидно подтвердил Федя. — Колеса — то можно всякие найти, в логу на свалках что хочешь отыщется. Но лафет у этой гаубицы смастерили в давние времена, не хочется менять старину… Ствол — то заменяли не раз, а колеса… Даже никто не знает, с какой они поры. — И он погладил большое колесо. Ваня тоже погладил — то, что поменьше. А потом и ствол.

Это была труба длиной около метра, а «калибром» сантиметров десять. С толстыми стенками. Она крепилась проволокой к двум брусьям, которые лежали на колесной оси. С тыльной стороны в трубе сидела плотная деревянная заглушка, укрепленная коваными шкворнями. Пахло от трубы теплым железом, ржавчиной и сгоревшей взрывчаткой.

— А чем стреляете? — деловито спросил Ваня. Я, мол, вроде бы тоже смыслю в этих делах.

— Петардами, — разъяснил Андрюшка. — Китайскими. Их к Новому году продают, у нас запас… Вот сюда, в запальное отверстие, пропускают длинную проволоку, привязывают к ней фитиль петарды и вытягивают его наружу. Зажигай фитиль да отскакивай в сторонку…

— В старые времена, когда петард не продавали, было труднее, — стал рассказывать Федя. — Приходилось делать гремучую смесь или добывать порох. У отцов, которые охотники. А какому отцу это понравится…

«Да уж…» — подумал Ваня.

— Но это было давно, — вмешался Никель (и Ваня опять удивился ясности его голоса). — Даже Степа Плотников, который передал Феде и Андрюше пушку по наследству, сам порохом не стрелял, а знает это от других…

— Как это «по наследству»? — опять проявил интерес Ваня.

— Щас расскажем, — пообещал Федя. — Да ты садись… — Он толкнул ногой к Ване березовый кругляк, валявшийся в лебеде. Ваня ловко поставил его торчком и сел. Прикрыл ладонями колени, потому что их сразу начало жарить солнце — отвесными лучами. Мальчишки тоже уселись — кто в траву, кто на пушку, а Лорке подкатили такой же, как у Вани, кругляк, она села с Ваней рядышком.

Мальчишки рассказали про то, что Ваня уже слышал от Лорки. Про обычай давать полуденный выстрел на берегу лога двадцать второго июня. И про то, что после выстрела наступает до заката время общего перемирия…

— И это во всем городе? — с осторожным недоверием спросил Ваня.

— Ну, не во всем, конечно, — объяснил Андрюшка. — Город — то ого — го какой, хотя и не Москва. Главная улица — шестнадцать километров… А обычай с пушкой, он в здешних кварталах, в старых, где раньше стояла крепость. Малое городище и Большое городище… Здесь самые старожилы, бабки — прабабки, деды — прадеды. От них все и передается…

Ваня вдруг ощутил некоторую неуютность — от того, что он не здешний старожил. И, чтобы прогнать ее, спросил:

— А почему именно в такой день надо стрелять? Потому что самый длинный? Или потому, что в сорок первом году началась в этот день война?

— Мы сперва тоже думали, что из — за войны, — кивнул Федя. — Но Степа… это наш сосед, он в том году уехал в авиационный институт, в Москву… он рассказал, что это началось еще раньше. Будто бы у тех пацанов, которые тут жили во время боев между белыми и красными…

— Но это не из — за боев, а из — за каких — то корабельных плаваний… Будто бы на одном корабле был такой обычай: отмечать летнее солнцестояние… — добавил Андрюшка.

С прежней осторожностью новичка Ваня спросил:

— А при чем тут… корабли? Разве они были в Турени? Море — то далеко…

— От Москвы море тоже далеко, — напомнил Андрюшка. — А про нее говорят, что порт пяти морей…

— Да, верно, — смутился Ваня. — А здесь… скольких морей?

— Здесь выход в Ледовитый океан. Через разные реки, — подал голос Никель. Он лежал животом в траве, в узкой тени от нависающей крыши сарая, и опирался на локти. — Поэтому здесь всегда были корабли. Чуть ли не самое первое в России пароходство. Судостроение. Пароходы для всех сибирских рек. И даже парусные суда. Некоторые ходили в Европу… Вот, говорят, на одной из таких шхун и появился этот обычай — полуденный выстрел… Но, может быть, и не там… Ваня, ты видел городской герб? В центре, на здании, где вся городская власть…

Ваня смущенно признался, что здание, кажется, видел, а на герб не обратил внимания. И подумал, что сейчас ему скажут: «Эх ты…» Не сказали. Никель объяснил:

— На гербе тоже корабль. С мачтой. Вроде тех стругов, на которых пришли сюда ермаковские казаки… В общем, тут многое говорит о плаваниях. И на берегу, у монастырской стены, во — от такой якорь. Как где — нибудь в Севастополе…

Федя сказал чуть ворчливо:

— Ты, Лорка, познакомилась с человеком, а про город ничего толком не рассказала…

— Умник ты, Феденька. Мы познакомились четыре… четыре с половиной часа назад. — Она глянула на крохотные электронные часики. — За полчаса до выстрела. Было время для экскурсий, да? Сперва Квакер, потом бабушки: «Дети, обедать!..»

«С ума сойти! — отозвалось в Ване все «пространство — время». — Всего четыре часа с небольшим! А кажется — неделя прошла!»

А Лорка добавила:

— И вообще… лучше пусть Никель рассказывает, он знает все на свете. А если чего не знает, узнаёт за пять минут…

— Чего это я узнаю́… Федерико Гарсия… — отозвался Никель. Уже не ясным своим голосом, а бубняще и досадливо.

Но Лорка не смутилась.

— Не скромничай. Ты в больнице был, когда Федя с Андрюшкой это орудие получили, а разобрался лучше них, когда вернулся. Как длину фитиля правильно рассчитывать и как новую затычку сзади сделать…

«Похоже, что она в курсе всех дел», — мелькнуло у Вани. А Лорке, кажется, нравилось поддразнивать Никеля и видеть, как он смущается.

— Ваня, про него даже по школьному радио говорили. Какой Никита Кельников э — ру — ди — ро — ван — ный…

— Сейчас кому — то оторвут косы, — угрюмо пообещал интеллигентный и воспитанный Никель. И приподнялся на локтях.

— Ай! — Лорка спиной назад кувыркнулась в лебеду, вскинув тощие ноги в плетенках. — Ну, я же правду говорю! Ты даже Марину Рашидовну переспорил!.. Мальчишки, ну, Ване же интересно!

— Мне правда интересно, — вступился за Лорку Ваня. — Марина Рашидовна — это кто? Учительница?

— Естественно… — вздохнул Никель.

— Я ни разу в жизни не мог переспорить ни одну учительницу, — признался Ваня. — Несколько раз пробовал, а результат один: «Завтра приведешь маму!»

— У Никеля по — другому, — объяснил Андрюшка. — У них с Мариной был научный спор. Про французов…