Елена Ленковская - Лето длиною в ночь

Похожее на скороговорку «ченто перченто» означало всего-навсего прозаические «сто процентов», однако звучало в доме к месту и не к месту, и смешило всех, и больше всех саму Тоню. А всю их развесёлую компанию она называла не иначе, как «бамбини пикколини» — маленькие деточки. В шутку, конечно. Некоторые ростом почти с Антонину вымахали, те ещё «бамбини»…

«Бамбини пикколини» Раевские искоса поглядывали на экран, лукаво перемигивались, и по очереди подливая в хлопья молоко, повторяли итальянские словечки — да так лихо, Тоня просто диву давалась.

Даже Глеб к ним присоединился, хотя вообще-то не разделял Тонино увлечение итальянским — вдруг желчно, но при том с отличным выговором, бросил какую-то итальянскую фразу.

Тоня, караулившая у плиты кофе, удивлённо обернулась. Она даже до конца не поняла смысл сказанного, вроде как ругательство, что ли.

Руся загоготал. Луша покосилась на Тоню, и тоже смущённо прыснула.

Ничего себе… Она долбит, долбит уже который месяц, а эти трое — на лету хватают… Не дети, полиглоты какие-то.

С плиты послышалось тихое шипение. Луша всплеснула руками:

— Ой, Тоня! Убегает!

Тоня ахнула, но было поздно. Её утренний кофе безвозвратно вытек на плиту, потушив газовую конфорку лёгким ехидным смешком.

После завтрака они пешком отправились в Михайловский замок — Тоня непременно желала показать им проходившую там выставку древнерусского искусства.

Руся вчера больше всех отнекивался, но «коварная» Антонина всё-таки и его уговорила.

— Там, на выставке, есть большой раздел, называется «Святое воинство». Воинство — слышишь, Руслан? — Там, правда, много изображений воинов — на конях, в доспехах, с оружием — ну разве не интересно? — соблазняла Тоня заупрямившегося Руську. — И всякие сражения там есть, — продолжала Антонина в красках расписывать все прелести очередного (Русе казалось, что уже сотого по счёту) похода в музей. — Битва новгородцев с суздальцами, например.

— Битва? — Руськины брови поползли вверх от удивления. — На иконе??? Ничего себе…

— Вот, представляешь? — Глаза у Тони горели. Прям не Антонина Ковалёва, а само воплощённое вдохновение. — Есть, Руся, такие иконы, которые изображают историю чудесного избавления Новгорода от осады суздальцев в 1169 году. Там же настоящее сражение! Два конных войска! Шлемы сверкают, пики щетинятся, стрелы летят! Пойдём, поглядишь, как русские художники-иконописцы изображали битвы…

— Ну, если так… — явно воодушевлённый Тониными речами, Руська взлохматил обеими руками волосы, потом согласно тряхнул головой. — Ладно, уломали!

Тонины каблуки уверенно стучали по чисто выметенному тротуару. За ней едва поспевали её «бамбини пикколини» — двое в ярких куртках и вязаных шапочках, третий — в чёрной шинели под ремнём и форменной шапке с золотой кокардой.

Утро был пасмурным, но тёплым.

Руська стащил с головы свою шапку с козырьком, сунул в карман, но Тоня сделала вид, что не замечает. Пускай! Поди не простудится. Ей почему-то не хотелось приставать к парню и требовать надеть её обратно. На улице было так хорошо…

Влажный ветер ласкал лицо, трепал волосы. В воздухе висела жемчужная морось. Солнце светило сквозь ровный слой облаков как сквозь матовое стекло. Вокруг было удивительно — пасмурно и светло одновременно… И почти облетевшие деревья тоже были удивительные, словно сошли со старинной гравюры, и дома вокруг…

Руська как всегда отставал, потому что больше всех головой по сторонам вертел. Потому вдруг догнал их в три скачка, забежал вперёд и сделал заявление:

— Я теперь понял, что имел в виду наш Федька! Он как приехал из Питера, сильно удивлялся, что дома в нашем городе какие-то не такие. Ха! У нас-то они — того… Лысые!

Дети захохотали. И Тоня вместе с ними. День обещал быть чудесным.

Утро так хорошо начиналось… А потом — всё стало просто отвратительно. Ничего хуже Глеб и представить не мог!

Только они зашли в первый зал, и Тоня начала им что-то рассказывать, запел её телефон. Пришлось прерваться. Антонина, явно недовольная заминкой, достала мобильник.

— Да? Слушаю вас! — официально ответила она, откашлялась сухо.

Глеб сначала подумал — с работы звонят, опять поди подменить просят. И вдруг…

— Си, си. Чело! — радостно выдохнула она по-итальянски.

Глеб, ясное дело, напрягся. Зато её лицо — засветилось просто! И голос — оживился, зазвенел.

Она кивнула им — мол подождите, я сейчас, — и, тараторя на чудовищной смеси английского и итальянского, отошла к дальнему окну у самого выхода из зала. Глеб не отрывал от неё глаз. Увидел, сразу понял — волнуется! Когда волнуется, она часто бровь средним пальцем потирает. Ему ли не знать.

Хотелось подойти поближе, и подслушать — он ведь с некоторых пор как-то разом стал понимать всю эту иностранную тарабарщину… Но ноги будто приросли, потому что одновременно страшно было. Короче, не расслышал он почти ни слова. Но всё понял. Главное — «аморе» — разобрал… Это значит по-итальянски — любовь у неё.

Вот так. Любовь. Да ещё с итальянцем… Ну, теперь уж она точно туда уедет.

В животе стало холодно и скучно. Пусто как-то стало… Он почувствовал, что ноги его не хотят ходить, а руки, отяжелев, повисли, сильно оттягивая плечи…

В музейных залах толпился народ: день-то был праздничный.

Руся, в последнее время воспламенившийся любовью ко всяким гаджетам и вытребовавший себе аудиогида, бродил по выставке в одиночку, опутанный проводом, с плейером на шее и микро-наушниками в ушах. Пытаясь неотступно следовать за голосом экскурсовода, он надолго задержался в самом первом зале — тут висели иконы, на которых была Богородица. Их было много — большие и маленькие, по пояс и в полный рост, с младенцем на руках, и — без него…

Раевский послушно переходил от экспоната к экспонату, чувствуя себя роботом, который умеет распознавать голосовые команды. Потом, утомившись, «робот» «взбунтовался» и стал поочерёдно нажимать кнопки «стоп» и «пуск». Невидимая дикторша замолкала на полуслове, коротко хрюкала Русе в оба уха, и снова замолкала.

Было смешно. Руська хотел поделиться забавой с Глебом, но Глеб с самого начала где-то отстал. Луша, наоборот, приклеилась к Тоне, засыпая её довольно наивными — на Русин взгляд — вопросами, и эти двое рванули вперёд, растворившись в перспективе музейных залов.

Впрочем, потерять друг друга в толпе посетителей было немудрено. Руся чихнул, аудио-гид согласно хрюкнул… Точно!

И тут он увидел её. Ту самую! — Икону, маленькая репродукция которой до сих пор так и лежала, забытая, в нагрудном кармане его джинсовой рубашки…