Джеймс Паттерсон - Возрождение

— Точно, на нас похоже… — задумчиво тянет Надж.

Глядя на них, даже Клык улыбается. Да и как не улыбаться? После экспериментов и опытов, которые ставили над нами долгие годы, после того, как за нами все кому не лень гонялись, а мы только и делали, что снова и снова ото всех удирали, мы наконец очутились в родной стихии.

— Макс, — снова начинает мама, и я смотрю туда, куда в джунгли, за спины моей стаи, устремлен ее взгляд.

Из зарослей, с широченной, от уха до уха, улыбкой выскочила Элла, моя сводная сестричка.

— Элла, — взвизгнула я, а она с разбегу врезается в меня и, чуть не сбив с ног, повисает у меня на шее. Мы не виделись с тех самых пор, как Группа Конца Света массированно промывала ей мозги. Еще до того, как Ангел исчезла в Париже.

Мы все еще не можем оторваться друг от друга, тормошим, разглядываем и обнимаемся, когда за плечом у нее вырастает Игги, красный от смущения и совершенно влюбленный.

Она расцветает и, привстав на цыпочки, целует его прямо у всех на глазах, а он под разнесшееся с утеса на весь остров веселое улюлюканье мутантов прижимает ее к себе, нежно и долго-долго.

Глядя на них, я буквально опьянела от любви, радости и надежды. Рядом со мной стоит Клык, молчаливый, сильный и надежный. Его пальцы нащупывают мою руку, и улыбка говорит все, что я не могу выразить словами.

Мы наконец дома.

А потом начался пир горой.

Мама привела нас в зеленый грот из лиан и листьев, с удивительным водопадом. Именно такой, о котором мечтала Надж и который ей обещала мама. Сказка! Так и кажется, что сейчас единорог прискачет и эльфы всякие распевать начнут.

Надж бултыхается в озерцо перед водопадом, а стайка девчонок болтает с ней с берега. Она совершенно счастлива — наконец-то она в родной стихии. Во всех отношениях.

Игги вот какой трюк выкинул: нырнул с утеса, сделал безукоризненное двойное сальто и ушел под воду в полуметре от Эллы. Да так, что ни одной капли на нее не упало. Но все равно она чуть в обморок не грохнулась, то ли от страха, то ли от неожиданности, то ли от восторга. Но я особо не вдавалась. Пусть сами разбираются.

Даже Ангел более или менее пришла в себя. Хохочет и плещется с Акелой и Тоталом, а Газзи их под водой за ноги хватает.

Мы с Клыком сидим в стороне за деревянным столом с мамой и Нино Пьерпонтом и не нарадуемся на стаю, на нашу новую «усовершенствованную» компанию, на остров, на дом — на все-все вокруг. Пьерпонт — мы с ним прежде не встречались — в целом очень даже ничего и даже особо не выпендривается и богатством своим никому в нос не тычет. Только он, похоже, с удивлением наблюдает, как с расставленных перед нами бесчисленных тарелок исчезают жареная свинина, паэла, салаты и прочие деликатесы, приготовленные целой армией его личных поваров. Если и есть какой-то путь к нашим сердцам, то он точно лежит через желудок, и я начинаю чуток беспокоиться, не старается ли он усыпить мою бдительность?

— Так где подвох-то? — спрашивает Клык. Ему в голову явно те же мысли, что и мне, закрались.

Откусываю здоровенный кусок ветчины и отчаянно надеюсь, что в кои веки раз здесь никакого подвоха не обнаружится.

— Ты о чем? — поднимает брови мама с подозрительно невинным видом.

— Получается, все заканчивается хэппи-эндом? — вторю я Клыку. — Как-то не верится, что все эксперименты, побеги, преследования и сражения на этом закончились. Не верится, что нам теперь до скончания века предстоит жить долго и счастливо на деревьях под ясным звездным небом нашего нового острова-рая.

Мама улыбается, но настороженных глаз ей от меня не скрыть.

— Хотелось бы, Макс. Я очень на это надеюсь. — Она бросает быстрый взгляд на Пьерпонта, который уже некоторое время беспокойно ерзает на стуле. — Но…

— Но что? — Клык рядом со мной напряженно выпрямился.

— Это ваш новый мир, ваша новая жизнь. Вы теперь не одни, — осторожно начинает мама. — Но мы вас всех здесь собрали для того, чтобы вам…

— Выжить, — мрачно заканчивает Нино. — Кроме вас, никто не спасется.

— Что? — вилка падает у Клыка из рук. — Мы здесь что?

Я в ужасе смотрю на маму. Она печально кивает. Я не первый год только и слышу, что про конец света да про гибель человечества. Я не первый год готовилась к этому моменту. Точнее сказать, меня к нему только и делали, что готовили. Но новость эта меня все равно как обухом по голове ударила.

— Да объясните же вы, что все это значит, — требую я звенящим от напряжения голосом. — Сколько можно темнить? Будете вы, в конце концов, говорить правду?

— Даже не знаю, с чего начинать, — тяжело вздыхает мама.

— Да хоть бы с того, что мы уже знаем: с того, что девяносто-девяти-процентщики собираются геноцид устроить, якобы чтобы спасти Землю. А проще сказать, истребить почти все человечество. Вот теперь и скажи нам, что за планы у них на уме?

Мама тяжело вздыхает, а я беру Клыка за руку. Он — единственная моя поддержка, потому что в одиночку слушать ее мне будет тяжко.

— Ну, слушай. Уже долгие годы девяностодевятники разрабатывали штамм вируса птичьего гриппа. Им нужно было, чтобы он особенно быстро распространялся, особенно легко передавался человеку и бесконечно мутировал, чтобы естественно вырабатывающийся у людей иммунитет был против него бессилен. Действует он так же, как чума, и симптомы болезни похожи. И конец так же неизбежен. — Мама помедлила, дабы убедиться, что мы все понимаем. — Вирус этот называется Н8Е, но девяносто-девяти-процентщики зовут его попросту «исполнитель».

— И что получается, — спрашиваю я. — Мы ему особо подвержены, потому что у нас птичьи гены есть?

— Наоборот, — улыбается мама. — Это кажется нелогично, но ваша смешанная ДНК — ваша защита. У вас она вызвала естественный иммунитет ко всем модификациям этого вируса. Ни у каких других живых существ такой иммунитет не обнаружен. Вы этот вирус только передавать можете. Но вам он вреда причинить не может. Само собой разумеется, что ни Элла, ни Нино, ни я никак не защищены. И Джеб, конечно, тоже. И некоторые другие усовершенствованные.

К горлу у меня подкатил ком.

— Значит, если, несмотря на все ваши предосторожности, вирус этот как-то сюда попадет и мы все заразимся, а от нас вирус перейдет к вам, то…

Мама открыла было рот, но Нино Пьерпонт жестом ее оборвал:

— Тебе, Максимум, не стоит об этом беспокоиться.

Я нахмурилась: что он ее затыкает?

— Мы это убежище уже почти двадцать лет создаем. Никого из вас еще на свете не было, а мы уже проект разработали. Мы хотели сделать так, чтобы спаслись те, у кого есть хоть малый шанс выжить. Чтобы человечество не исчезло. Мы уверены, вы здесь будете жить долго..

— Достижение! А я-то думала, — не удержалась я, — что, раз вы про этот биотоксин десятки лет знали, вы время и денежки потратили, чтоб вакцину против него изобрести.