Крессида Коуэлл - Как перехитрить дракона

— Да ладно… — скромно прошептал он в ответ. — Ничего особенного, Я чуть ли не каждый день так… прыгаю. Что ты делаешь?

— Замок взламываю. — бодро отозвалась Камикадза. — Замки для нас, Бой-Баб, это тьфу… раз плюнуть. Нас под замком не удержишь. Мы изворотливы, как угри. И прыгучи, как кузнечики.

Замок громко щелкнул, и дверь клетки распахнулась.

— Ваш выход, милорд, — ухмыльнулась Камикадза.

Иккинг выбрался из клетки и, не веря своему счастью, упал на банкетный стол.

— А теперь, — нахмурилась Камикадза, — пошли доставать Страшно-Сказать-Какой-Овощ. У нас мало времени.

Времени и вправду было в обрез, Беззубик попытался задуть вспыхнувшую шкуру, махая крылышками, но это не помогло. Тогда он плеснул в огонь Домашнего Крапивного Шампанского.

Пламя подскочило вверх на целый метр и перекинулось на ближайший стул.

— ОЙ-ой-ой! — зарыдал Беззубик. — Б-б-беззубик в-в-виноват… Он все испортил… Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!

— Беззубик, — перебил его Иккинг, — Хватит раздувать пламя, иди скорее сюда. Нам нужна ТВОЯ помощь, чтобы выкрасть Картошку.

Беззубик подлетел. От стыда он стал на редкость послушным.

— растопи лед в шкатулке, — велел ему Иккинг.

— А к-к-как же Пи-пи-пискуляторы? — всхлипнул Беззубик.

Иккинг обмотал голову дракончика шарфом, надежно закрыв ему ушки.

— Подождем, пока Беззубик растопит лед, на случай, если ты вдруг разбудишь Пискуляторов, — пояснил он Камикадзе. — А то их писк может УБИТЬ такого хилого дракончика, как Беззубик.

— Xu-xu-хилый? — обиженно пропыхтел Беззубик. — Б-б-беззубику не нравится слово «ХИ-ХИ-ХИЛЫЙ».

— Перед тобой самая ОПЫТНАЯ воровка на свете, — заявила Камикадза. — Я НИ ЗА ЧТО не разбужу этих Пискуляторов.

Хвала Тору, Истерики спали мертвым сном, так что весь этот шум и гам {не говоря уж о пожаре, полыхающем посреди Парадного Зала), не смогли разбудить их. Они сладко посапывали, не ведая о том. какое неслыханное Злодейство совершается у них прямо под носом.

Дрожа от ужаса (и пошатываясь на лету, потому что его отягощали меховая шубка, чересчур плотный ужин и шарф, то и дело сползающий на глаза), Беззубик пролетел над покачивающимися в воздухе когтями Пискуляторов, Это был Очень Храбрый Поступок, потому что при каждом взгляде вниз он видел их страшные черные тушки с острыми, как у пираний, зубами, а для такого маленького дракона, как Беззубик, это было всё равно что прогуляться на виду у стаи голодных львов с разверстыми пастями.

Паря над шкатулкой, Беззубик дрожал так сильно, что его огнедырочки закрылись, и он не мог выдохнуть ни единого языка пламени; из пасти дракончика вылетали только облачка синевато-серого дыма.

— Расслабься… — шептал ему из-за стола Иккинг. — Дыши глубже… не зажимайся… тебе некуда спешить… — Иккинг старался говорить как можно спокойнее, не обращая внимания на то, что уже половина зала была охвачена пламенем.

— Спешить некуда… — нервно напевал Иккинг. — расслабься… думай о чем-нибудь хорошем..

Пискуляторы учуяли запах дыма, и их когти начали нервно подергиваться.

— ХА! — изо всех сил пыхнул Беззубик, почти исчезнув в облаках дыма. — Легко сказать — о ч-ч-чем-нибудь хорошем! Н-н-ничего хорошего тут и б-б-близко нет! — К великой радости Иккинга, этот последний всплеск возмущения завершился тем, что у Беззубика вырвался целый сноп пламени, окутавший шкатулку.

— Смотри Картошку не подожги! — напомнил Беззубику Иккинг.

— Т-т-то поджигай! Эт-т-то НЕ поджигай! — захныкал Беззубик. — Иккинг опять р-р-раскомандовался! П-п-рекрати и не мешай д-д-дракону делать дело!

Тем не менее он всё же немного убавил пламя и направил его спокойной струйкой на лед вокруг Картошки. Лед начал таять.

Тем временем Камикадза, вновь вскарабкавшись под потолок, принялась скакать по балкам, пока не оказалась прямо над Норбертовым папой.

Там она спустила еще одну веревку и повисла, словно паук на ниточке, примерно в метре над шкатулкой, потом привязала веревку к щиколотке и перевернулась головой вниз.

Камикадза подождала, пока Беззубик растопит лед и упорхнет на безопасное расстояние — на плечо к Иккингу.

Поеживаясь под замороженным взглядом Норбертова папы, девчонка протянула руку к шкатулке и ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНО сняла Картошку с воткнутой в нее стрелой с ее ледяного ложа.

Иккинг затаил дыхание. Если в шкатулку заложена какая-нибудь ловушка, сейчас ей самое время сработать…

Но, видимо, никаких ловушек не было.

Камикадза болталась на веревке, держа в руке Картошку, На миг Норбертов папа, свирепо ухмыляясь, покачнулся на своем постаменте, однако глаза его по-прежнему смотрели в никуда (как-никак, он был давно МЕРТВ).

По Парадному Залу мирно перекатывался храп спящих Истериков.

Камикадза положила Картошку в карман.

— Получилось, получилось, получилось! — шептал про себя Иккинг.

Камикадза уже была готова перевернуться головой вверх и лезть по веревке обратно, как вдруг заметила в шкатулке кое-что еще.

— Не надо… — прошептал Иккинг.

Но Камикадза не смогла устоять. Она протянула руку и достала из шкатулки странную вещицу…

В первый миг всем показалось, что всё закончилось благополучно. Однако во второй уже стало ясно, что замороженное тело Норбертова папы было уравновешено НА ДИВО ХОРОШО. Едва Камикадза достала из шкатулки второй предмет, равновесие нарушилось, Землекоп мед-лен-но качнулся назад, потом, набирая скорость, вперед и, словно громадное подрубленное дерево, рухнул прямо в колышущийся лес Пискуляторовых когтей. Запищали Пискуляторы.

От их писка едва не лопались барабанные перепонки.

Замороженная стеклянная шкатулка разбилась вдребезги, осколки льда рассыпались по полу.

Истерики подскочили, как ошпаренные, тупо протирая глаза и спрашивая другу друга:

— Чегой-то? Чё стряслось-то?

Несчастный Беззубик чуть не упал в обморок — даже с шарфом, даже с Иккингом, зажимавшим его ушки ладонями, пискуляторовский писк был для него чересчур силен.

— Камикадза, осторожнее! — закричал Иккинг. Норберт Сумасброд тоже проснулся и, размахнувшись, швырнул топором в девчонку, по-прежнему болтающуюся на веревке. Камикадза вовремя заметила летящий в нее топор и разжала пальцы.

Топор пролетел мимо, а Камикадза шлепнулась на пол. точнее, на исполинский колышущийся живот одного из Истериков, который умудрился не проснуться, несмотря на царящее вокруг столпотворение,