Кира Тигрис - Дневники Джинна. Часть 1

– Жаль, что ты не вампир, Ник, – разочарованно сказал Тимка, – хоть велопед-то мой починишь?

– Лучше проводи нас обратно через лес! – добавила я о наболевшем, оглядываясь по сторонам, – откуда взялась эта зверюга? Сбежала из цирка?

– Нет, из Магиверии, – серьезно ответил он, распрямляя рубашку. Впереди прямо напротив сердца был пришит большой самодельный карман.

– Орки не любят блохастых и грязных, так что он вас не тронет. – сказал Ник и гордо добавил, – тем более, с вами я.

– Зверюгу зовут Орк? – переспросила я, – это те из фэнтези, которые не существуют? Мой папа говорит, что здесь уже не водятся никакие тигры, а в море давно нет акул!

При слове «папа» Нику отчего-то стало не до смеха. Он тяжело вздохнул и тоскливо уставился на море, словно что-то вспомнил или никак не мог забыть.

– Неважно! – ответил он, срывая с шеи сухую лягушачью лапку и одевая вместо нее ворованный амулет с тремя клыками, – действительно паршиво, что я не вампир. Сейчас бы позавтракал вами и отправился искать отца.

Широкая улыбка вдруг превратилась в твердую тонкую линию, глаза резко потемнели, пропитавшись печалью. Он молча сел на песок, повернувшись ко мне стороной со шрамом, и, о чем-то задумавшись, медленно провел по нему пальцем.

– Откуда он? – тихо спросила я. Честно, лучше бы и не знать.

– Какая разница, – покачал головой Ник, рассеянно обращаясь к волнам, – было бы гораздо хуже, если б отлетела вся голова.

– Она вроде на месте, – пробормотала я, не понимая причину его внезапной грусти, он словно оказался на чьих-то похоронах, – тогда что же не так?

Ник крепко сжал кулак в области сердца, мне больше не хотелось заглядывать под эти длинные густые ресницы. Глаза стали темными, словно погасшие фонари.

– Ровно пятнадцать лет назад, в этот день я лишился матери…

– О, Господи! – прошептала я, тут же забыв и про сломанный велосипед и краденую мелочь. Тимка тоже слушал, милостиво отпустив Чироку на волю.

– Да тебе-то какая разница? Ты в этом не виновата, – продолжал Ник, даже море прекратило шуметь, соболезнуя мальчишке, – ровно пятнадцать лет назад, после того, как я появился на свет, прошло не больше двух часов. Я даже не помню ее лица. Вот эта сушеная лягушачья лапка – это все, что у меня от нее осталось.

Он сидел, как забившийся в клетку зверек, затравленный, но все еще пытающийся перегрызть ее прутья. Да, в этих лесах не должно быть тигров так же, как не должно быть босых диких мальчишек, брошенных на произвол судьбы. На его сердце шрамы гораздо глубже и страшнее, чем на лице. И легче всего о них рассказывать незнакомцам, тем, кого скорее всего больше не увидишь.

– А отец? – судорожно спросила я, молчать было невыносимо.

– Последний раз он ушел в море три года назад, – вздохнул Ник, – и вот, до сих пор я его жду на берегу. Говорят, что море забирает хороших рыбаков себе, как плату за все уловы.

– Бедняга, – прошептала я, имея в виду сразу обоих – и отца и сына, – так, значит, сегодня у тебя День Рождения?

Ник кивнул, добавив:

– Да, но я никогда его не отмечаю! Даже, когда был рядом отец. Мы просто приходили сюда, молчали, и долго смотрели на волны. Море огромное, все понимает.

– Ты видел тело отца? С чего ты взял, что он погиб? – спросила я, Ник медленно покачал нечесаной головой из стороны в сторону, – верь! И он окажется жив!

– Интересно, чем же он так занят, что меня не ищет?

– Так… ты совсем один? – пробормотала я, вовсе не то, что хотела, – с кем ты живешь?

– Неа, не один! Вон, видишь, Чирока! – возмутился Ник, не желая моей жалости, – и дедушка есть. Он делает разные штуки из кораллов и раковин. Их покупают гоблины и туристы, думая, что увозят с собой весь Мироморск. У него лавка сувениров, там вкалывают гномы, и полно всякого хлама, то есть антиквариата. Кстати, мой старик готовит так, что я чудом не съел свои пальцы!

Я облегченно вздохнула, пропустив мимо ушей и гоблинов, и гномов. Ник не мог долго унывать, его шоколадные глаза снова заблестели на солнце, особенно, когда Чирока принялся кидаться в нас песком.

В сотне метров напротив нашего пляжа находился природный волнорез – груда огромных камней, потемневших от солнца и времени. Тимка подозрительно притих, напрочь забыв про поимку и кормление Чироки. Все это время братишка что-то высматривал в море возле волнореза.

– Там акула! – закричал он, намереваясь эвакуироваться с пляжа, – большая акула!

– Нет, приятель, – засмеялся Ник, указывая отогнутым большим пальцем в ту же сторону, – это обычный дельфин. Просто толстый.

Я прищурилась так, что глаза заболели от напряжения. Около камней плескалось не менее трех молодых дельфинов. Мы невольно залюбовались игривыми рыбами, ничуть не подозревая, что Тимка тыкал пальчиком совершенно в другом направлении. Туда, где зеленые волны резал огромный темный треугольник.

– Русалки! – закричал Ник, спешно выворачивая карманы своих штанов – на землю посыпались разноцветные конфеты, мелочь, зажигалка, складной нож и кучи мусора, – ничего не трогайте! Ждите меня и сторожите Чироку! Я знаю, как вас найти и поколотить!

– Хорошо, – ответила я под громкий плеск воды, в воздухе мелькнули голые пятки, – не утони от важности!

Я, Чирока и Тимка тут же склонились над заначкой. Похоже, Ник охотился не только на туристов в лесу, но и на сладости в супермаркете. Роки, злобно рыча, принялся зарывать пожитки хозяина в песок, Тимофей набивал карманы разноцветными конфетами. Я схватила одну теплую на ощупь в ярко-красной обертке, и незаметно отправила в свой карман. Туда же последовал сложенный треугольником клочок желтого пергамента. Надеюсь, в скором времени его разверну.

Между тем худенькая фигурка Ника быстро удалялась от берега, сверкая загорелыми плечами. Он явно выпендривался, поднимая в воздух кучу сверкающих брызг.

– Наверное, ему совсем плохо босиком, – тихо сказал Тимофей, задумчиво глядя на последний, еще не затоптанный отпечаток босой ступни Ника, – если у него будут ботинки, он станет добрее?

– Станет, если у него будут друзья, – ответила я, ставя свою ногу рядом со следом, его ступня не намного отличалась от моей.

Тимка разворачивал конфеты и со скоростью света запихивал их в рот. Я вертела в руках треугольный клочок пергамента, вдруг, на нем проявились ровные строчки:

«Никита Колтин. Актуально до 1 сентября. Несъедобно. Огнеопасно. Не мочить»

– Прям совершенно секретно, – вздохнула я, осторожно потянув уголки записки, – потому сложу все обратно и скажу, что это Роки!

Треугольник легко развернулся, перед моими глазами вспыхнули черные корявые строчки, словно кто-то наспех послал весточку из будущего: