Павел Филатов - Слуга Света

Впрочем, были среди местных жителей так же и гурманы предпочитавшие мясо дестриксов. Правда, если верить той же энциклопедии, стоили такие блюда баснословно дорого, и позволить себе такое кушанье мог далеко не всякий. Съедобное мясо было всего у нескольких видов дестриксов, а достать его стоило огромных трудов — от того, что мясо было вкусным и съедобным, сам дестрикс миролюбивей не становился.

Я заказал суп с погуртом, и кусок бифштекса. Решил позавтракать как можно плотнее, а то кто знает, когда удастся подкрепиться в следующий раз.

"Ты все еще на меня дуешься?"

Я демонстративно проигнорировал Алана. Разговаривать с ним сейчас, пускай даже и мыслями, мне хотелось меньше всего на свете.

Супчик, как и ожидалось, оказался так себе. Погурт по вкусу вовсе не походил на картошку. Скорее он напоминал сильно залежавшую капусту. Но местным жителям выбирать было не из чего, потому довольствовались этим. Как показали исследования, в погурте содержались все необходимые для человека минералы и витамины, которые в этом мире больше неоткуда было взять.

Да и вообще суп был жидким, и едва теплым. Но я заставил себя, его съесть, вяло орудуя ложкой. Тут уже даже не столько дело принципа, сколько вопрос конспирации. Снобствующих гурманов, наверняка не было во всем городе. Поэтому на человека, который стал бы морщить нос от приличной, по местным меркам еды, начали бы коситься.

Молодая официантка, на вид немногим старше меня, забрала пустую тарелку, и поставила передо мной другую, от которого распространялся аромат жареного мяса. Аромат действительно приятный, будоражащий, в отличие от супа, аппетит.

Прежде чем уйти, она одарила меня очень милой улыбкой, от которой у меня разом поднялось настроение и порозовели уши.

От Алана это, конечно же, не ускользнуло.

— Я так смотрю, ты у нас ловелас! — с неприятной улыбкой на лице, сказал он.

— В смысле? — удивился я, нанизывая первый кусок мяса на вилку. Попробовал. Мое обоняние не обмануло — оказалось более чем вкусно. Само мясо по вкусу немного напоминало свинину. Не хватало специй, но и без них оказалось вполне съедобно.

— Хочешь сказать, что тебе не известно значение этого слова?

— Известно, конечно. Я другого не понимаю, почему ты его используешь применительно ко мне? Вроде и поводов не давал так думать.

— Ничего себе, поводов, он не давал! — рассмеялся Алан. — В прошлом мире, нашел себе подружку, в этом вон тоже, если захочешь, труда не составит. Причем обе девушки, а я толк в женщинах знаю, красавицы! Эта, на мой вкус, даже посимпатичнее будет. Отсюда и вывод, что ты у нас пленитель женских сердец, пускай сам об этом и не подозреваешь. Если мне понадобится получить информацию от женщины, я ее с тобой познакомлю. Тебе она все добровольно и быстро расскажет.

— Э, нет, приятель, на это я не согласен! Да и вообще ерунду какую-то говоришь. Почему же в моем мире девушки меня стороной обходили?

— А ты задумайся, обходили ли? Мы ведь с тобой фактически дети. Ну, ты уж точно! Соответственно, что и сверстницы твои тоже. Это сейчас они еще пока не знают, что и как нужно делать, да и стесняются. А вот через пару лет, а то и того меньше, если ты не начнешь оказывать им знаков внимания, они сами за тебя возьмутся!

Пока жевал мясо, обдумывал слова Алана. С его стороны это могло оказаться всего лишь шуткой. Другое дело, что он в чем-то был прав. Вспомнить хотя бы Синичкину, нашу первую красавицу. За ней взрослые парни ухаживали, а на дискотеку она пригласила именно меня. Неспроста же это…

Мне очень захотелось поверить в слова Алана. Все же ощущать себя роковым красавцем, к которому неровно дышат женщины, гораздо приятнее, чем осознавать себя обычным школьником!

Синичкину же я вспомнил зря. Вместе с ней пришли воспоминания о доме, о прошлой жизни. Вернулось волнение за родителей. В круговерти последних дней, я как-то о них позабыл, и поэтому теперь мне стало даже немного стыдно. Я вспоминал их только во время разговора с эром Серхио, но тогда они воспринимались мной как досадная помеха на пути нашего с Даной счастья. Я не думал о них, как о людях, потерявших своего единственного сына. И тем более не думал как о родителях, которых я всем сердцем люблю. Они были как безликие тени, как цифры в задаче, которую непременно следовало решить.

Я сидел, вяло жевал мясо и чувствовал, как мои щеки наливаются краской от стыда, а на глаза наворачиваются слезы. Да, мужчины не плачут, но ведь я всего лишь подросток! Практически ребенок, как обо мне отозвался мой спутник. Значит, мне не зазорно и поплакать, особенно если на душе стало невыносимо тоскливо…

Со всей ясностью, я понимал, как же сильно мне не хватает родителей. Не хватает понимающей мамы с ее добрыми глазами, с ее улыбкой, которая враз делала мир теплее и краше. Не хватает разговоров с отцом, на любые темы, не хватало его советов, и легких, ироничных подколок. Я был одинок и несчастен.

— Дружище, с тобой все в порядке? — обеспокоено поинтересовался Алан.

— Да, все хорошо. Я просто о доме вспомнил, — тихо проговорил я.

— Не унывай, еще совсем немного осталось, — попытался меня приободрить друг. — Можно я попробую поднять тебе настроение?

— Давай, — не будь я сейчас таким расстроенным, зная необузданное воображение Алана, отказался бы без вариантов. Но мне сейчас было не до этого.

Я передал тарелку с остатками мяса официантке.

— Девушка, а можно у вас кое-что спросить? — обратился Алан к официантке.

— Да, — немного удивленно ответила девушка, стрельнув в меня глазками.

— Скажите, вам мой друг нравится? Вы его считаете симпатичным мужчиной.

Хорошо, что я уже ничего не ел, а то непременно подавился бы. О чем он спрашивает у нее?! О чем он вообще думает?!

Я снова покраснел, на этот раз от смущения.

Официантка же ничего не ответила. Щечки ее налились румянцем, и она быстро убежала на кухню.

— Вот тебе и ответ, — удовлетворенно сказал Алан, поворачиваясь ко мне. Перед этим он проводил убегающую официантку оценивающим взглядом. — Ты ей явно понравился! Ну что, удалось приободрить? Знаю, что удалось. Я же заметил, что тебе понравилось, когда я тебя ловеласом назвал.

— Ну, ты и придурок! — зло ответил я ему, поднимаясь из-за стола.

"Сам такой! У тебя глаза на мокром месте уже. Ты хочешь, чтобы нас раскусили? Здесь не принято плакать, и вообще, проявлять какие-либо эмоции. Тем более такие, которые присущи скорее женщинам, чем мужчинам! Помни, постоянно помни, где ты находишься! У меня нет времени и сил, чтобы тебя подбадривать. Окажемся на Станции, там жалей себя, сколько влезет — слова не скажу! А сейчас, будь добр, держи себя в руках!"

Я совсем не ждал проповеди, тем более в таких обидных словах. Но, как не странно, она произвела эффект больший, нежели сотня утешений. Плакать мне уж точно расхотелось…