Дмитрий Ольченко - Проделки лесовика

Поддерживаемый женщинами, Зор почти в беспамятстве вошел в пещеру и повалился на пол, устланный травой полыни и пижмы. В стойбище поднялась тревога. Зор был одним из самых сильных и смелых мужчин племени, старый вождь Слав считался с ним больше, чем с другими, и само собой разумелось, что когда Слав отправится в страну предков, Зор займет его место. На шум в стойбище пришел хромой силач Гор, который целыми днями сидел на берегу и выделывал шкуры животных, разминая их в золе.

Он осмотрел Зора... Покачал головой. Раны, нанесенные леопардом, не оставляли никаких надежд. Он расспросил Зора, как все случилось, позвал нескольких подростков, дал им кремневые ножи и велел снять с леопарда шкуру, когти и голову. Трофеи становились собственностью Зора, свидетельством его силы и храбрости. Пока Гор отдавал подросткам распоряжения, старая знахарка с помощью нескольких женщин кипятила воду, готовила отвары трав для лечения раненого. Все остальные, за исключением жены Зора, ее восьмилетней дочери и двух-трех старух, сидевших около пострадавшего, толпились на площадке перед пещерой.

Знахарка кипятила воду в корыте, выдолбленном из цельной глыбы песчаника. Женщины, ее помощницы, раскаляли в костре камни и бросали их в корыто до тех пор, пока вода не закипела. Тем временем старуха отобрала травы. Это были зверобой, ромашка, корни аира, сушеные почки кедра, дубовая кора... Старуха бросила их в кипяток и накрыла корыто мягкой оленьей шкурой, после чего помощницы отошли в сторону, а она, вполголоса бормоча заклинания, стала медленно ходить вокруг корыта.

Когда настой был готов, старуха подошла к Зору, велела женщинам развести в пещере огонь, а сама осмотрела раны. Из дальнего угла она извлекла мешок из козьей шкуры и достала несколько пучков сухого мха, отдав их помощнице, которая бросила мох в настой. Когда настой немного остыл, девушка набрала его в деревянную черпалку и принесла в пещеру, старухе. Знахарка промыла настоем раны, обложила их пучками пареного мха и велела Зору лежать спокойно. Зор стонал от боли, крепко сжимал руку сидящего рядом Дара...

Лесовик сидел на сосне в глубокой задумчивости. «Не заснул ли он?» — встревожился Юрка. Собрался было окликнуть старика, но тут Лесовик вздохнул, приоткрыл глаза и посмотрел на астероид. Космический странник летел, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, серо-голубой, пятнистый, сверкающий. В призрачных сумерках ночи слышалось какое-то потрескивание. Приглушенный гул тревожил ночное пространство.

— Осталось чуть больше полутора минут,— зевая, изрек Лесовик. Он, по-видимому, полагал, что своим сообщением очень утешил Юрку, а Юрка с трудом воздерживался от того, чтобы не наорать на Лесовика. Что он себе думает?!

— Потерпи, малыш, кое-что я придумал,— благодушно сказал Лесовик.— Осталось восемнадцать секунд.

А секунды бежали одна за другой, приближая неотвратимое. К последним словам Лесовика он уже не прислушивался. «Этому старому недоуму что,— он станет бесплотным, никакие катастрофы ему не страшны... Он просто издевается надо мной! Ну и пусть!»— обреченно думал мальчишка, не сводя растерянного взгляда с астероида. За космическим пришельцем тянулся тонкий светящийся след. Юрка ощутил странную тоску — ему хотелось, чтобы все кончилось побыстрее: крайнее напряжение не могло длиться долго, оно рвало душу грубыми когтями хищного животного... Пусть будет, что будет.

Астероид вошел в самые верхние слои тропосферы, и его поверхность подернулась ярким зеленовато-белым пламенем. Пламя увеличивалось по мере того, как астероид приближался к линии горизонта.

Гул усилился... Огромный огненный смерч стремительно промчался по дуге с юго-запада и скрылся в восточной части неба за горизонтом, оставляя после себя багровый, сверкающий разрядами молний, дымный след.

И в ту же секунду...

Юрка стоял на вершине холма, если можно назвать холмом вздыбленный разлом саванны, в разных концах которой из-под земли вырывались струи раскаленного пара и дыма. Всю землю, все небо окутывали сероватые сумерки, было трудно дышать — воздух пропитался угарным газом и сернистыми испарениями. Внизу, у подножия разлома, тянулась длинная извилистая трещина, разрезая саванну. В сером тумане стояли призрачные тени голых деревьев. С другой стороны в туман уходила горная гряда. Внизу, в нескольких метрах от извилистой трещины, смутно белел какой-то предмет. Присмотревшись, Юрка узнал череп тираннозавра. Знакомый череп! Теперь он лежал частоколом клыков вверх. У Юрки мелькнула мысль, что он по-прежнему находится на том же самом месте, но как изменилось все вокруг!

Вдалеке непрерывно громыхали громы, в сером пространстве вспыхивали зарницы, высвечивая страдания истерзанной земли. Порой под Юркиными ногами пробегала крупная дрожь. Землю сотрясали сильные толчки. Иногда они были столь чувствительными, что Юрка с трудом удерживался на ногах. Один из толчков был особенно резким, земля ушла из-под ног, и Юрка покатился по склону холма, чувствуя, как его подбрасывает. Земля билась в судорогах. Юрка вскочил, растерянно оглядываясь. У него кружилась голова. Надышался угарным газом.

Юркино внимание привлекли неожиданные всхлипывания. Метрах в тридцати вповалку лежали старые сосны, хвоя давно осыпалась, голые ветви переплелись друг с другом. Казалось, сосны замерли в предсмертном порыве, пытаясь найти спасение во взаимных объятиях. Юрка подошел поближе и увидел, что на стволе поваленной сосны сидит Лесовик. Сидит в скорбной позе, охватив голову руками. Его сотрясали беззвучные рыдания. За его спиной в небо тянулись вывороченные корневища. Старик всхлипывал и безутешно сморкался.

— Не подходи ко мне!— закричал он и вытер глаза тыльной стороной ладони.— Не подходи ко мне ближе чем на три метра! Я за себя не ручаюсь! Держись подальше!

Юрке стало жаль безутешного, разбитого горем старика. «Бедный старик!» — подумал он, забыв на время о его коварстве, силе и могуществе.

— Садись вот там, малыш... Ко мне не приближайся... В наших телах сейчас очень велика разность электрических потенциалов. Для тебя это небезопасно... Я, малыш, безутешен... Мои любимые сосны... Мои бедные сосны... Каждый раз, когда мне надоедала вселенская суета двадцатого века, я переносился в прошлое, сюда, в мой любимый сосновый бор... Бедные сосны! О них-то я и не подумал... Ну да что теперь убиваться! Садись, малыш, посидим, помолчим, погорюем... Бедные мои сосны, мир праху вашему...

Несколько минут прошло в тягостном молчании. Сумеречную тишину нарушали отдаленные громовые раскаты. Серая пелена вокруг создавала ощущение безжизненной пустыни.

— Да, малыш, так оно и есть. Земля сейчас — пустыня. Не совсем безжизненная, но пустыня... Что ты на это скажешь?