Дмитрий Ольченко - Проделки лесовика

Юрка уже был не рад, что разбудил у дикаря любопытство. Надо разъяснять, а ведь он и сам толком не знает, как выплавляют железо. Подыскивая самые доступные слова, мальчишка рассказал о том, как строят доменные печи, засыпают в них уголь (можно и древесный, из твердого дерева!), разжигают и, когда накопится много жара, засыпают сверху измельченную руду. Железо расплавляется и стекает вниз. Когда оно остывает, его берут и делают из него все, что нужно,— топоры, ножи, ядерные реакторы... Насчет ядерных реакторов он «подзагнул», конечно. В том смысле, что это понятие не для их ума. И тут же пожалел. А что если Гор попросит растолковать, что такое «ядерный реактор»? Гор не попросил,— наверное, пропустил последние Юркины слова мимо ушей. И без того было о чем думать,— столько информации обрушил Юрка на них. Ничего, пусть думают, авось пригодится. Не им, так детям их или внукам.

Гор, сидя на камне, мучительно морщил лоб, сжимал руками виски, должно быть, разболелась голова. Юрка не стал больше рассказывать, но Гор вдруг спросил, где люди берут такую шкуру для одежды? «О, горе мне!» — мысленно воскликнул Юрка, но, как мог, объяснил, из чего и как делается ткань, и как шьют из нее одежду.

— Теперь скажи, у тебя ноги такие же, как у нас? — спросил Гор.

— Конечно! — ответил Юрка.

— А зачем ты их спрятал в... это? — Гор показал пальцем на кеды.

Юрке пришлось расшнуровать их и показать дикарям свои ноги, при этом он покраснел от стыда — ноги были довольно грязные, он шел в кедах через лужи, давно уже не снимал их. Правда, даже грязные, они были куда чище ног дикарей, мозолистых, разлапистых, с длинными, полуобломанными ногтями.

Гор, мельком взглянув на Юркины ноги, все свое внимание сосредоточил на кедах. Мял их в руках, даже понюхал.

— Хм,— сказал дикарь.

— Это кеды,— сказал Юрка.— Их надевают, чтобы не поранить ноги и чтобы не мерзнуть от холода...

Позднее, когда площадка на утесе была расчищена, они спустились к реке, где лежала большая куча золы и кож. И тут Юрку осенила блестящая идея — сделать Дару лапти, такие, какие он видел в краеведческом музее, из бычьей шкуры.

— А зачем? — спросил Гор.— У Дара кожа на ногах крепкая!

— А посмотрите, сколько на них царапин! — возразил Юрка.— А когда придут холода, ведь ногам станет холодно, верно, Дар?

Дар кивнул головой. Ему понравилась идея этого диковинного мальчишки. Его Дар считал уже членом своего рода.

— Мне нужен кусок шкуры! — сказал Юрка.

Гор позволил выбрать нужный кусок. Юрка сделал ножом выкройку, нарезал несколько тонких полосок из кожи, которыми сшил лапти и прошнуровал их по отверстиям. После этого он стянул их и велел Дару обуться. С величайшей осторожностью маленький дикарь поставил ногу в распущенные лапти, Юрка стянул шнурки и завязал вокруг щиколотки. Дар сделал несколько шагов. Его лицо сияло, как утреннее солнце. Гор тоже таращился от изумления и тут же потребовал, чтобы Юрка и ему сделал лапти.

Это были первые лапти на Земле.

Вечером в стойбище хоронили Зора. Воины сложили на вершине утеса жерди и хворост, уложили на него тело Зора и прикрыли шкурой умершего пятнистого зверя. Старый Слав засунул в хворост охапку сухого мха с тлеющими угольками, молодой воин раздул их, и через несколько минут пламя взвилось над утесом. Женщины и дети печально стояли в стороне.

Воины с копьями в руках выстроились в цепочку и стали ходить вокруг погребального костра. Не разжимая губ, они сначала очень тихо, потом все громче, затянули песню. Это было нечто среднее между мычанием и воем. Губы не разжимались. Треск костра, все усиливающееся мычание ходящих по кругу воинов, алый свет заходящего солнца произвели на Юрку сильное впечатление. Он стоял рядом с плачущим Даром и держал руку на его вздрагивающем плече.

В сумерках, когда костер догорел, умолкла бессловесная песня воинов. По заказу Слава они остановились, повернувшись лицом к холмику золы и жарких углей, оперлись на копья и склонили головы в долгом молчании...

Угли остывали медленно. Когда они покрывались слоем серого пепла, Слав ворошил их шестом. Жар уходил из кострища, как жизнь из умирающего. Когда под дуновением ветра ярко вспыхивал уголек, лица воинов, темные в вечернем сумраке, озарялись багровым светом.

Но вот наконец погасла последняя искорка, старый Дан принес шкуру теленка, сгреб в нее всю золу и остатки обугленных костей. Аккуратно увязав шкуру концами, он в сопровождении Дара и воинов осторожно спустился с утеса и подошел к яме, вырытой днем в углу площадки возле живой изгороди. Кто-то из воинов притащил туда голову пятнистого зверя. Гор зажал ее между колен и, кремневым топориком выбив клыки, отдал их Дару. Голову леопарда Гор бросил в яму. Дан положил сверху узел с пеплом. По знаку Слава, распоряжавшегося ритуалом погребения, воины засыпали яму руками. Несколько воинов приволокли большой валун и установили его на могиле.

Пока шло погребение, у входа в пещеру разгорался новый костер, на нем жарили насаженное на длинные шесты мясо, добытое днем. Готовые куски складывали на разостланной оленьей шкуре.

— Садитесь! — сказал Слав, указав руками на место вокруг шкуры.

Первыми уселись воины и охотники. За ними уселись женщины и дети. Старики расположились отдельной группой. Два подростка по знаку Слава брали куски мяса и подавали сначала старикам, потом воинам и в последнюю очередь — женщинам и детям. Дар, как сын покойного, и Юрка, как посланец неба, сидели в группе воинов рядом с Гором.

Тризна проходила в абсолютном молчании. Слышался только хруст разрываемого зубами мяса. На скалах кричали сычи, и их тревожное уханье витало по окрестностям, как дух ушедшего в страну предков Зора. Кроманьонцы были убеждены, что это слышен зов Зора, что он не хочет уходить от родного стойбища, но воля богов непреклонна. Дух Зора будет летать и ухать совиным криком до рассвета, но с первыми лучами солнца он будет уже далеко от мест, на которых остался жить его род, его племя...

Кромешная тьма окутала стойбище. Звездное небо изредка прочерчивала падающая звездочка. Кроманьонцы разошлись спать, кто в камышовые хижины, а кто в пещеру. Юрка сидел на утесе с Даром. Они молча всматривались в ночную темноту, и между ними шел тот внутренний разговор, который возможен между родственными душами. Ветер свеял с утеса остатки золы, на разогретой костром площадке было приятно сидеть. Дар, видно, думал об отце, время от времени тяжело вздыхал. Над темной землей показался багровый диск восходящей луны, призрачный лунный свет упал на скалы.

— Дар, хочешь, я подарю тебе нож? — сказал Юрка.

Дар пожал плечами, но жест этот не выражал ни согласия, ни отрицания, оставляя все на усмотрение Юрки. Юрка отвязал шнурок с ножом и протянул его Дару. Дар держал его на раскрытой ладони. И вдруг нож исчез. Что это еще за фокусы! Дар посмотрел под ноги. Ножа на земле не было. Юрка безотчетно провел рукой по карману и обнаружил пропажу на месте, где нож обычно и лежал. С нервозным смешком вытащил его и снова положил на ладонь Дару. Нож полежал несколько секунд и опять исчез, оказавшись в Юркином кармане.