Дмитрий Ольченко - Проделки лесовика

— Спокойно, малыш, спокойно! Ну-ка, поднимись! На дикаря не оглядывайся, он спит. Сейчас ты станешь птицей... Ты испытаешь ни с чем не сравнимое чувство полета... Выпрямься, раскинь руки... Закрой глаза и сосредоточься... Так... Ну, взлетели! Раз!!! Не отставай от меня! Вперед, не бойся, малыш! Слышишь, как ветер свистит в ушах! Посмотри на Землю — она уплывает вниз, растворяется в лунном свете. Твое тело обтекают струи теплого воздуха, ты летишь! Как это здорово, малыш!

— Я больше не могу! Нечем дышать, слышишь!

— Извини, малыш! Я забыл, что ты человек! Мы забрались слишком высоко, здесь слишком разреженный воздух. Ничего, это поправимо! Лети вниз!

Ветер в ушах засвистел сильнее прежнего. Темная земля надвигалась, разрасталась прямо на глазах. Она приближалась с огромной скоростью. Еще миг — и Юрка врежется в землю! Еще миг — и...

Юрка не разбился. Он слышал гулкий стук собственного сердца, слышал шелест листьев, которыми был покрыт его шалаш, видел кусочек неба с одинокой звездой. За стенами шалаша рассветало.

А ты, хитрец, умеешь устраиваться! — воскликнул Лесовик, заглядывая в шалаш.— Уютный шалашик, ничего не скажешь! Давно следовало сообразить! Ей-ей, превосходное убежище!

— Ничего мудреного,— ответил Юрка.— Шалаш как шалаш.

— А я говорю — отличный шалаш! И не спорь со мной! — вскипел Лесовик.— Что за манера — пререкаться... Никакого уважения к старшим! Как тебя воспитывают, и куда смотрит твой отец? Ха! «Куда смотрит!» Смотрел бы как следует — не потерял бы единственного сынка!.. Кстати, малый! Он всю районную милицию на ноги поднял! Да еще и студенческий строительный отряд. А вчера вечером из области прислали розыскную собаку. Теперь они приближаются сюда, идут по твоим следам. Не могли сразу додуматься! Целую неделю выискивали в лесу, в каждый закоулок заглядывали! Ты, конечно, рад, не так ли? Конечно, рад! Вот она, человеческая неблагодарность!

Лесовик сидел по-обезьяньи перед входом в шалаш, сложив руки на коленях, и печально смотрел на Юрку.

— Я всегда знал, что мальчишки — народ неблагодарный! — продолжал он грустным голосом.— Возишься с ними, нянькаешься, развлекаешь, как можешь,— и на тебе! Радуются, когда наконец-то их отыскивают! Ну и пусть!

В глазах Лесовика появились слезы, он тут же отвернулся, чтобы Юрка не увидел, как они скатились по его зеленой бороде.

— Ох, и надоел же ты мне, малый!.. Ладно уж, будь здоров! Может, еще когда свидимся! Будь здоров!..

Юрка возмущенно смотрел, как Петя дразнил щенка:

— Тебе неинтересно слушать?

— Интересно!

Они сидели в тени старой акации на усеянном камнями пустыре. Пустырь круто обрывался к океану скалистыми выступами. Полуденный зной уступил место предвечернему бризу. На крыше коттеджа ворковали голуби. Резко вскрикивали неутомимые ласточки.

— Тогда слушай... Оставь щенка!

— Он сам лезет! — оправдывался Петя.

Щенок хватал его то за руки, то за ноги, кружился вокруг с притворным рычанием, припадал на передние лапы, с наигранной свирепостью смотрел на мальчишку. При этом он озорно помахивал хвостиком и косился на Юрку.

«...Книги наши говорят о том, как ваш народ победил некогда одно могучее царство, которое силой оружия шло на всю Европу и Азию. Шло оно извне, с Атлантического моря...» — вполголоса читал Юрка. Слова «С Атлантического моря» он произнес особым тоном. Сделал это для своего рассеянного приятеля. Петю щенок интересовал гораздо больше, чем книга и задуманное Юркой дело.

«На этом острове, называвшемся Атлантидой, было великое, удивления достойное государство...» — читал дальше Юрка, все больше раздражаясь от того, что ни Петя, ни щенок не унимались.

— Сейчас он получит щелчок по носу! — пригрозил Юрка.

Петя взял щенка на руки и сделал вид, что слушает.

Юрка отложил потрепанный том «Диалогов» Платона, развернул на траве гидрографическую карту Атлантического океана. Солнечные лучи отражались от глянцевой бумаги, слепили глаза.

— Смотри!

Петя нехотя, со щенком на руках, подошел к карте, присел на корточки.

— Вот здесь она, Атлантида.— Юрка уверенно ткнул пальцем. В том месте дно океана резко повышалось, приближалось к поверхности четырьмя подводными вершинами. Четыре вершины, словно башни средневековой крепости, стояли на страже древней тайны.

— Ерунда какая-то,— вдруг возразил Петя.— Атлантида совсем в другом месте.

У Юрки глаза полезли на лоб. Такого еще не было, чтобы Петя возражал старшему и во всех отношениях авторитетному другу. Мало того, что Петя возражал,— это возмущало само по себе,— он возражал, не имея на то права, поскольку не прочитал ни одной книги, ни одной статьи об Атлантиде. Если в его руках появлялась книга, можно было не сомневаться, что это или учебник, или сборник сказок. И этот чудак решился возразить Юрке, признанному доке по части популярной археологии. Вот что обидно! Возрази кто-нибудь другой, Юрка не вспылил бы, а просто поспорил. А здесь и спорить-то не с кем! Юрка взял себя в руки и продолжал:

— Здесь! Атлантида могла быть только здесь! Если она вообще где- нибудь была!

Юркина уверенность окрепла после того, как Такума Накамото, научный сотрудник отдела гидрофлоры, привез тяжелый, обросший ракушками предмет. Находка — Накамото поднял ее в окрестностях одной из подводных вершин,— оказалась древним мраморным бюстом молодого воина. Японец знал об увлечении мальчишки археологией. Он работал в одном отделе с Юркиным отцом в Международном научно-исследовательском институте океана на Мадейре. Петин отец тоже работал в этом институте, но в другом отделе. Мальчишки жили по соседству и, естественно, дружили. Юрка перешел в седьмой класс, был на год старше Пети, поэтому считал, что имеет право верховодить.

Он больше всего на свете любил историю, и если случалось приезжать с родителями в какой-нибудь большой город — будь то Киев или Калькутта, Париж или Ленинград,— первым делом — в исторические и археологические музеи. Древний мир, оставивший после себя так мало следов, в Юркином воображении окрашивался в трагические тона. В его голове не укладывалась мысль: в древнем мире было столько событий, но о них ничего не известно. Больше всего занимал вопрос: почему люди столько воюют? Почему человеческая история — это прежде всего история войн и походов? Чего не хватало людям во все времена и эпохи, почему они не могут жить мирно, «каждый домом своим и родом»?