Хоуп Мирлис - Город туманов

— Ну и ну, — промолвил наконец Питер Горошина, — по-моему, в Доримаре с давних времен не было такого отца, который настолько любил бы своего сына, чтобы рискнуть собственной жизнью.

Господин Полидор Вигилий воистину испытал самое огромное потрясение в своей жизни, когда по прошествии нескольких дней после описанных в предыдущей главе событий получил ордер на арест Эндимиона Лера, подписанный законоведом волости Лебедяни-на-Пестрянке, а также снабженный соответствующей печатью. Календула ничуть не ошиблась, сказав, что ее брат полностью находится под влиянием доктора. Господин Полидор, человек ленивый и слабый, упивался своей властью: пользовался всеми почестями, положенными первому гражданину, к слову будет сказано, совершившему государственный переворот, при этом сняв с себя всякую ответственность за содеянное.

И теперь этот чудовищный документ был равносилен попытке отсечь его правую руку. Прежде всего он решил броситься за советом к самому Эндимиону Леру. Всеведущий и находчивый доктор наверняка сумеет превратить в прах и пустить на ветер даже такую грозную вещь, как ордер на арест. Однако почтение к Закону и вера в него глубоко укоренились в душе господина Полидора. Если против Эндимиона Лера выдвинуто обвинение, значит, и он, Полидор, должен предстать перед судом.

У Полидора опустились руки и, тяжело вздохнув, он поднялся. Оставалось лишь призвать Немченса и поручить ему арестовать доктора. Полидор не сомневался, что доктор оправдается перед Судом, и чем быстрей все произойдет, тем лучше, тем скорее господин Полидор вернет себе свою правую руку.

Увидев явившегося по вызову Немченса, господин Полидор по возможности непринужденным тоном произнес:

— Ах да, Немченс! Да… Я попросил вас прибыть, потому что… — тут он слегка усмехнулся, — я получил ордер… конечно, это недоразумение, что, несомненно, выяснится на суде… Словом, законовед Лебедяни прислал ордер на арест… не кого-нибудь, а самого доктора Эндимиона Лера!

Он вновь усмехнулся.

— Да, Ваша честь, — молвил Немченс без всякого удивления, даже с некоторой суровостью.

— Ерунда какая-то, не правда ли? — заметил господин Полидор.

Немченс прокашлялся.

— Убийца — он убийца и есть, Ваша честь, — сказал Немченс. — Мы, то есть я и моя жена, прошлым вечером гостили в Зеленой Кобылке — кузен моей половины содержит там таверну, вчера он праздновал свою серебряную свадьбу. Среди приглашенных оказались обвинительница и ее тетка, скажу одно: не всегда можно отвертеться. Подробностей пока излагать не стану.

— Надеюсь, надеюсь на это, Немченс, вы, как я успел заметить, забылись в моем присутствии.

И господин Полидор устремил свирепый взгляд на явно не думавшего раскаиваться Немченса. Однако позиция, занятая сим достойным мужем, несколько смутила его.

По прошествии двух часов, после делового утра, посвященного профессиональным визитам, и не только профессиональным, Эндимион Лер сел за обеденный стол. Во всем Луде нельзя было найти более счастливого человека — он стал самым влиятельным лицом в городе, с ним по всякому делу советовались чиновники, что же касается вселявшего в него ужас Шантеклера… ну, что ж, он благополучно вырвал у этого господина жало. В то утро доктор полакомился печеными плодами боярышника, и теперь его ждала более сочная трапеза. Но не суждено было Эндимиону Леру ее вкусить. В дверь дважды громко постучали, после чего раздался голос капитана Немченса, потребовавшего немедленно проводить его к доктору. Домоправительница не хотела его пускать, объяснив, что доктор строго-настрого запретил беспокоить его во время трапезы, однако капитан грубо отстранил ее.

— Закон, моя добрая леди, не может считаться с пищеварением отдельного джентльмена, — заявил он и с невозмутимым видом прошествовал в гостиную.

— Доброе утро, Немченс! — воскликнул доктор приветливым тоном. — Не хотите ли отведать этот великолепный пирог с голубятиной?

Секунду-другую капитан взирал на врача с плохо скрываемым отвращением. Тут необходимо вспомнить, что Немченс отождествлял себя с Законом и любое его нарушение воспринимал, как личное оскорбление, более того — ощущал себя глубоко уязвленным в своей профессиональной гордости, поскольку не сумел лично распознать убийцу по его запаху.

Капитана Немченса нельзя было назвать впечатлительным, однако, стоя сейчас перед доктором, он готов был поверить, что черты его и выражение лица претерпели едва заметные и самые неприглядные изменения с тех пор, как он в последний раз видел лекаря. Казалось, будто теперь того освещал некий призрачный зеленый свет — таков уродливый и зловещий эффект, который Закон коварным образом оказывает на внешность, — свет, исходящий от самого слова убийство.

— Нет уж, благодарю, — буркнул он недовольным тоном. — Я не сажусь за стол с такими, как вы.

Доктор самым внимательным образом поглядел на него, приподнял брови и сухо возразил:

— Насколько я помню, в последнее время вы не раз садились за этот самый стол.

Капитан фыркнул и громко провозгласил:

— Эндимион Лер! Вы арестованы именем страны Доримарской, и дабы мертвые, живые и еще не рожденные могли спокойно почивать в своих могилах, постелях и материнском чреве.

— Пустые слова и профессиональный жаргон! — раздраженно воскликнул доктор. — Что за игру вы со мной затеяли, Немченс?

— По-вашему, убийство это игра? — спросил капитан.

Доктор побледнел, и тогда Немченс добавил:

— Вы обвиняетесь в убийстве покойного фермера Тарабара.

Слова эти подействовали на Эндимиона Лера, как заклинание. Казалось, с его лица соскользнула лукавая, ироническая и птицеподобная маска.

Бледный как мел он замер в молчании, а потом возопил:

— Измена! Измена! Молчаливый народ предал меня! Плохо тому, кто служит вероломному господину!

Весть об аресте Эндимиона Лера по обвинению в убийстве распространилась по городу с быстротой лесного пожара.

На каждом углу собирались группки торговцев, учеников и подмастерьев, матросов, между ними порхала глухонемая блудница, Распутная Бесс, подстрекавшая спорщиков странными бессмысленными словами, следом за ней неслась пляшущей походкой старая мамаша Тиббс, то ликующая, то рыдавшая. Ломая руки, она вопила, что не успела доставить доктору его последнюю стирку и, возможно, ему придется отправиться в свою последнюю поездку в грязном белье.

— Уж его-то ждет деревянный конек герцога Обри — так сказали мне джентльмены, — кивая, таинственно добавляла она.

Тем временем Люк Хэмпен доложил Немченсу о том, что маленькие пастушата рассказали ему, будто видели, как вдова и доктор ловили «рыбу» в реке. Об этом немедленно известили стоявших на границе йоменов, которым приказали пройти с сетями всю Пестрянку у того места, где река, бурля, вырывалась из своего подземного прохода сквозь Спорные горы. Исполнив приказ, йомены обнаружили груженные плодами фейри плетеные короба, так хитроумно уравновешенные, что, пребывая на плаву, оставались под водой.