Виталий Пажитнов - Город в тумане. Рассказы, новеллы

© Виталий Пажитнов, 2017

ISBN 978-5-4483-0990-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этот раз я решил издать эту книгу рассказов, подобранных мной из написанных ещё в то время, когда я после довольно-таки большого перерыва снова взялся за «прозу», (это было в 2010 году, а до этого времени я очень долго и много занимался в основном стихами и музыкой), и в этой книге представлены первые, написанные мной в тот период рассказы (и одна новелла), в том числе и самый первый рассказ, – или «Небольшая повесть, которая никогда не кончается», или фантазия на свободную тему, – «Странный гость». Да, и кроме этих четырёх первых работ я включил сюда и один из моих уже более поздних рассказов, это «Небольшой рассказ, где в сень Балтийских волн…», написанный весной 2015 года, и поставленный мною в этой книге вторым. Начинается эта книга с работы «Город в тумане», вторым идёт этот «небольшой Рассказ», – я поставил их так чисто из соображений «авторских симпатий», но и остальные мои 3 рассказа так-же содержат в себе и немного художественного сюрреализма, немного даже и фантастики, и всё это – художественная литература, что пишущего автора уже на что-то, но обязывает… А ведь задача Автора, и тем более в современном мире, – это вообще-то и просто принести какую-нибудь, улыбку, мысль, что-нибудь из вечных ценностей, какую-нибудь частичку Света в этот окружающий нас обыденный, и к сожалению, частенько не всегда довольно-таки светлый мир… Да, и хотя так всегда было и раньше, и так-же это всё будет и позже, и от этого не убежишь, – это история… Ну что-же, и хотя эти первые мои работы были и своеобразным «поиском места пера», творческим поиском, и творческими пробами… Но вы меня извините, но я всё-таки очень надеюсь, что и эта моя книга также всё-таки найдёт своего читателя…

Довольно странно опускался вечер. После жаркого дня, а особенно полудня, когда даже дышать было жарковато, сначала небольшие, а потом уже довольно объёмные и внушительные облака, обезвредившие жаркое и уже весьма назойливое солнце и даровавшие наконец спокойный и тёплый вечер, продуваемый лёгким ветром-сквозняком, который спокойно гулял по дворам и подворотням, выметая на улицы то, что ещё три-четыре часа назад можно было назвать жарой. Солнце зашло, так и не появившись из-за густой пелены спасительных в этот день облаков, а спустя два часа по крышам и стёклам застучал и довольно сильный ливень, барабаня по стёклам и асфальту, и оставляя бурные пузыри на ночных лужах.

Когда Андрей проснулся, потягиваясь в своей уютной холостяцкой кровати, за окнами его дома стояла довольно густая пелена тумана, сквозь которую ничего нельзя было увидеть дальше пяти-семи метров, и этот туман клубился завесой молочного цвета, и был такой густой, что казалось, что можно просунуть в него руку и потрогать его на ощупь. На самом деле этот туман укрыл пологом-шапкой весь город, ещё вчера так жарко изнывающий от зноя, и нёс в себе спокойствие и тишину. Андрей потянулся на своих подушках, взглянул за окно, зевнул, и решил, что сегодня никуда вообще-то спешить не надо. Он отвернулся к стене, ещё раз глубоко зевнул, минут пятнадцать полежал закрыв глаза, после чего счастливо и прекрасно заснул, закинув на голову вторую подушку.

Когда он проснулся, было уже где-то три часа дня, кости и суставы хорошо и ладно похрустывали, и туман за окном так и не думал рассеиваться. Он полежал минут десять, глядя на эту молочную пелену за окном, потом поднялся, взял бритвенные приборы и полотенце, и пошёл в ванную соскрёбывать трёхдневную растительность со своего лица. Покончив с этим и поставив чайник, он краем глаза заметил оставленный им ещё позавчера на этажерке почтовый конверт, пришедший от совершенно незнакомых ему личностей, которые уверяли в письме что они давние, хоть и довольно дальние родственники, и что они до сих пор умиляются его видом и шалостям, кои были ему свойственны, когда ему было где-то около трёх лет, и как они нянчились с ним, катали его в коляске, водили гулять в парк, усаженный большими тополями, а дальше в письме шло довольно скучное и однообразное описание их собственного житья, и оканчивалось непременным уверением, что им когда-нибудь надо будет встретиться. (Правда, где и когда это могло бы произойти, там совершенно было не сказано ни единой строчкой). Да и конечно-же, сколько Андрей ни старался вспомнить, сколько не перерывал свои, и довольно-таки приличные семейные архивы, в довольно приличном избытке хранившиеся у него в ящике комода, но ничего похожего на эту дальнюю родственную связь ему там обнаружить так и не удалось, и никаких таких заботливых имён, когда-то будто бы возивших его в коляске, никаких даже отдалённо похожих фамилий в его довольно приличной семейной картотеке не значилось. Так что это письмо так и осталось лежать на его этажерке. Он немного зевнул, посмотрел на это письмо, подошёл к этажерке, и закинул его на нижнюю полку, что-бы оно не мозолило ему глаза.

Когда он уже допивал вторую чашку кофе, и собирался ещё подогреть чайник для третей, и самой наверное вкусной, как гитара, стоявшая в дальнем углу комнаты зазвенела, произвела лёгкий мелодичный перебор и сама собой произвела лёгкий вступительный проигрыш к «smock on the water», который повторила два раза, и потом послушно замолчала.

Андрей налил себе третью чашку кофе, и не спеша размешивая сахар философски рассудил, что раз его гитара изволила как-то проснуться, и выдать какие-то звуки, то, судя по всему, его соседи с верху тоже проснулись, и решили погулять, и что сейчас они откроют дверь и станут уже спускаться по лестнице.

И – действительно, через две минуты этажом выше с жутким скрежетом отворилась тяжёлая дверь, послышалось грузное шарканье и какая-то возня, потом звон ключей и щелчки закрывающегося замка, и потом грузное шарканье шагов двух довольно уже взрослых братьев, один из которых был довольно-таки не маленького роста, но всё-таки довольно грузно-располневшим, а второй был на голову с небольшим длиннее его, и был тощий, как свежевыжатая трость, на верхушке которой покоилась (ютилась!) весьма солидных размеров голова, непонятно как только гармонирующая с довольно тощей шеей, и которая имела обычай кивать и наклоняться в такт походки ног с очень большим размером обуви, и ещё как-то гармонировать с жестами и взмахами больших и длинных рук с широкими ладонями и большими пальцами, и которая не имела обыкновения носить в себе каких-то умных мыслей и, не говорить каких-либо умных речей.

– Так слушай, может мы всё-таки купим к моему дню рождения ещё одну пепельницу, такую, как мы видели, да, ту самую, большую и с розовыми разводами по краям?