Алексей Олейников - Сон Видящей

«Март же, – подумал он. – А снег не уходит. Такова сила Мирддина?»

Зима задержалась в Бросселианде, не хотела уходить – цеплялась за землю ледяными когтями, сковывала льдом ручьи, прорастала белыми кристаллами на ветвях. Лес был будто в сахарной глазури – разукрашенная игрушка спящего Властного.

«Я робкий зверь, крадущийся лесной тропой, я пятно от облака, я ветерок под деревьями. Нет меня ни для глаза звериного, ни для глаза птичьего…»

Он вышел к реке, к узенькому мосту. Лес тут расходился в стороны, открывая неровный овал небес.

Снежная пыль сыпалась сверху и не таяла на черных досках.

Юноша шагнул к мосту и остановился. На досках сидела белка. Серая с рыжиной, в обычной своей зимней шкурке, но из черных любопытных глаз на Арвета смотрел кто-то злой и древний.

– О таком теле ты мечтал? – спросил Арвет, вытягивая меч. Обнаженное полотно стали, каким можно резать туман на слои, перо стимфалиды, его трофей. В левой руке – духов сосуд, стеклянный шарик со снежинками внутри. Мир дрогнул, привычно раздвоился, когда на образ Внешних земель лег сверху образ Дороги Снов, ее плотных слоев. Над белкой взметнулся дымный столбик вихря, диббук вцепился в ее тельце и явно не собирался отпускать.

«Если не попаду с первого раза, придется стрелять из лука, – подумал Арвет. – Не самая сильная моя сторона…»

Он еще успел удивиться, почему диббук не убегает – в беличьем теле это сделать легче легкого, – когда по лесу прокатился беззвучный толчок, как ударная волна невидимого взрыва. А следом он услышал шум. Шорох от множества лапок, звон облетающего с ветвей снега, хруст ломающихся веток… Лес ожил.

С деревьев навстречу ему текли десятки, сотни белок, на тот берег вылетел выводок лесных свиней и, не останавливаясь, бросился в речку, проламывая ледок. По обледенелым доскам один за другим простучали три красавца-оленя, вот в кустах мелькнул рыжий хвост, и над мостом закружились ястребы, совы и летучие мыши.

– Вы меня не остановите, сами же знаете, – сказал Арвет. – Не губите зверей, ступайте в сосуд по-хорошему.

Олень прыгнул, метя рогами ему в грудь, – но Арвету ли не знать оленьих повадок? Он отскочил в сторону и ударил мечом – плашмя во Внешних землях и острием на Дороге Снов.

Не передать стон, с которым диббук расстается с захваченным телом, пронзенный дымный вихрь стекает с лезвия меча, тает в духовом сосуде. Олень, обретя свободу, дико зыркнул круглым от ужаса глазом и прыжком исчез в лесу.

– Скачи, длиннорогий, и не попадайся этим тварям, – пожелал Арвет. – Сдавайтесь, бестелесные…

Второй толчок был сильнее первого, юноша покачнулся, наклонился. Странное чувство – будто в лицо бьет ветер, но ветра нет. Чья-то воля хлещет животных, и те повинуются.

Арвет схватил меч обеими руками, внутри шевельнулась жалость – он не сможет уберечь всех зверей, кто-то обязательно погибнет.

Животные не нападали, они слеплялись в один кричащий ком плоти и шерсти, составлялись в невиданное многолапое, многоглавое существо, и вот перед Арветом встал великан: тело его – олени и вепри, руки его – барсуки и лисы, голова его – птичий хор, а пальцы увенчаны оскаленными беличьими пастями. Великан вырвал с корнями молодую березку и зашагал, нет – зашуршал по тропе к нему.

«Я сплю… нет, я уже на Дороге Снов, – понял Арвет. – Как же силен Мирддин, если он способен менять мир в пределах Бросселианда! Здесь как на Авалоне, нет границы между Внешними землями и Дорогой Снов, если возможно такое! А значит…»

Арвет сбросил рюкзак, выхватил бубен и едва успел уклониться – береза просвистела над головой.

Юноша ударил в бубен, подбросил в воздух:

– Хоп, Зарница, хоп!

Обод бубна налился белым светом, завертелся и вспыхнул, как второе солнце. Великан отшатнулся, рев его был страшен, потому что многоголос – писк белок, тявканье лис, фырканье барсуков и оленьи стоны, клекот ястребов и крики сов, все звери кричали разом, умоляя о пощаде и свободе.

Солнечный олень ударил копытами в воздух, подхватил Арвета на спину, и они закружились вокруг чудовищного создания Мирддина.

Хоп, Зарница, скачи над кустами, но ниже ветвей, лети, пусть закружатся сотни голов, пусть устанут сотни глаз, шерсть твоя сияет так, что больно смотреть, – так не смотрите…

Арвет качнул оленя, тот метнулся к спине великана и тут же отскочил обратно – изломанные корни березы пролетели совсем близко.

«Его нельзя застать врасплох, – понял Арвет. – Они все следят за мной…»

Чудовище распахнуло дрожащий провал пасти, и оттуда вылетели ястребы и совы. Птицы наполнили воздух криками, ударами крыльев, кинулись к Арвету со всех сторон.

Зарница ударил о воздух копытами, взлетел над деревьями, все выше, как серебряная звезда над белым лесом. Арвет сунул меч в ножны, сорвал лук со спины и одну за другой принялся всаживать стрелы в поднимающийся птичий вихрь. Костяные стрелы, детская игрушка, но на Дороге Снов они пробивали серые тела диббуков, и освобожденные птицы разлетались в стороны. Когда тул со стрелами почти опустел, стая изрядно поредела. Арвет бросил оленя вниз, в белую глазницу лесной проплешины, в которой ворочался монструозный глаз-великан. Ему навстречу полетели камни, обломки деревьев, но светлое кольцо отклоняло их. Простой фокус, который показала ему Германика, – удерживать в сознании чувство, что ты прозрачен, и все брошенное в тебя пролетит мимо. Самое сложное – верить, когда в лицо летит пуля или стокилограммовый булыжник.

– Давай! – крикнул Арвет, Зарница изменил траекторию, зигзагом скакнул в сторону, встал на мосту – напротив великана. Тот мгновенно провернулся вокруг своей оси, вывернул звериные морды в его сторону, а Арвету того и надо было. Последние три духобойные стрелы – одну за другой – он вогнал в двух оленей и самого крупного кабана. Тело чудовища вздрогнуло, освобожденные животные с яростными воплями ринулись прочь, разрывая единое соборное тело великана, и он рассыпался на прежнее дробное множество.

Звери бежали, паника диббуков подхлестывала их страх, и через минуту возле моста не было никого. Только шерсть, кровь, перья и пух, изрытый серый снег, изломанные деревья, развороченная земля.

Арвет посмотрел на широкую просеку, какую оставили за собой диббуки – идти по такому следу мог бы и слепой. Ему туда, где из-за горизонта встает видимое только ясному взору дымное облако.

– Спящий мудрец Мирддин, – прошептал он. – Откуда я тебя знаю?

– Что ж, Маргарет, я рад, что ты к нам вернулась, – сказал Фреймус, покачиваясь на складном стуле. Туата отказался входить в «Гнездо» – резиденцию Фреймуса, выдолбленную в скалистом основании острова. Что его смутило – бетон, системы безопасности, холодное железо в стенах?