Алекс Шерер - Охотники за облаками

– Она у нас одного цвета, – заметила Карла.

– Вот именно.

– На свете тысячи островов, и на них живут люди с тысячами оттенков кожи. Место найдется для каждого.

– Кроме нас. Мы охотники. У охотников нет дома. Только дорога да небо. Это у нее в жилах, как и у нас с тобой.

Карла ответила не сразу, а потом заговорила тихим голосом, будто разговаривая сама с собой.

– Если бы в будущем она встретила островитянина и вышла замуж, то, возможно, ее дети…

Я подумал тогда: я же островитянин. Я юн и холост. А что, если…

Каниш пожал плечами.

– Возможно… – он обернулся посмотреть на второй корабль. – Но кто возьмет такую в жены?

Дженин их не слышала – она была у другого борта. Зато я слышал каждое слово. Раньше я никогда особо не задумывался о том, что шрамы, украшавшие их лица, были не просто обрядом и орнаментом. Они ведь вычеркивали их из остальной жизни. Собственными руками они обособляли себя, как будто без изгнания, без отсутствия альтернативы, без неодобрения окружающих не может быть и самого охотника за облаками.

Да, человека с подобными шрамами нельзя было увидеть на спокойной и благополучной кабинетной работе или за банковским окошком. Самый их внешний вид распугает клиентов. А уж перспектива одеть Каниша в костюм и повязать ему галстук… с тем же успехом можно нарядить так акулу, смотреться будет одинаково органично. Возможно, небесная акула произведет даже лучшее впечатление, и чувствовать себя будет комфортнее.

Нет, даже если бы Каниш отказался от вечной погони за облаками и стал бы образцовым госслужащим, он все равно пугал бы окружающих своим внешним видом. Едва завидев его шрамы, вы немедленно уплатите все подоходные налоги, даже не уточняя, верна ли сумма.

Дженин обернулась. Я взглянул на нее. Возможно, она и слышала. Возможно, они не сказали ничего для нее нового. На мгновение ее лицо стало печально, и она провела пальцами по шрамам на щеках. Я попытался представить ее без них. Но ведь тогда она была бы такой же, как все, самой обычной девушкой – или я не прав?

Даже без них она все равно была бы ни на кого не похожа. Уверен, я бы обратил на нее внимание среди тысяч других лиц вне зависимости от шрамов. В ней было что-то… что-то в ней было. Что-то необычное, что-то вольное. И эти изумрудные глаза.

Или все это шло в одном комплекте: шрамами ты расплачивался за свободу, но именно свобода ставила на тебя печать чужака, обрекала на вечные скитания и, по сути, на изгнание и одиночество. Похоже, в жизни каждый плюс идет под руку с минусом, и даже свобода не дается просто так. Даже у нее есть своя цена.

– Дженин…

Мне хотелось что-нибудь сказать ей, как-то подбодрить и утешить.

– Что?

– Твои шрамы… Я считаю, они делают тебя… особенной.

(Все не то. Криво. Совсем не то я хотел сказать.)

– Они делают меня пугалом, Кристьен. Я и есть пугало. Увечное, уродливое пугало. Разве не так все считают?

– Да нет. Нет. Что ты. Нет.

– А вот и да. Я сама слышала.

– Только не я. Вовсе я так не считаю. Ты очень красивая.

Она стояла и смотрела на меня своими пронзительными зелеными глазами.

– Кристьен, – сказала она просто, – не говори глупости.

Она ушла на нос часть корабля и села там в одиночестве. Я не стал ей мешать. Что мне было сказать? Как она могла считать себя уродливой? Я в жизни не видел никого красивее ее.

Я подошел к ней попозже. Боковым зрением я видел паруса. Наши соперники неслись во весь опор, на раздутых поднятых парусах, с распахнутыми настежь солнечными панелями.

– Расскажи мне об этих варваронах, – попросил я. – Кто они такие? И что это за слово?

Я никогда не слышал его прежде, но даже совсем незнакомые слова могут означать самые понятные вещи.

Дженин рассмеялась.

– Это соединение двух слов, – объяснила она. – Гибрид варвара и фанфарона.

– Фанфарона?

– Я думала, это ты у нас умный.

– Невозможно знать все на свете. Только дураки считают, что можно.

– Фанфарон – это жалкий человек. Позер. Клоун. А варвароны ненадежны, непредсказуемы и нередко кровожадны.

Другими словами, разбойники и головорезы, как я и думал.

– А как эти варвароны зовут охотников за облаками? – поинтересовался я.

Она или не знала, или предпочла не отвечать.

– Почему бы тебе самому у них не спросить? – предложила она. – Мы скоро поравняемся.

Мы и впрямь нагоняли их, а вскоре были уже метров на двести впереди. Мы вошли в первые внешние хлопья облака. Я протянул руку, пытаясь коснуться его. Хотя это и невозможно. Облака же ведь не больше, чем призраки воды.

– Подержи штурвал.

Каниш оставил управление и направился к компрессорам. Мы вошли в гущу облака. Каниш включил насос, и машина ожила.

– Все. Готово.

Мы первыми достигли гряды. Мы обозначили свое первенство. Вопрос в том, признают ли это соперники? Развернет ли теперь их экипаж свой корабль и позволит ли нам тихо и спокойно собрать воду?

Ответ не заставил себя долго ждать.

И ответом было однозначное «нет».

Окутанные туманом, они теперь были все равно что невидимы. Их корабль затерялся в облаке. Но мы услышали рев мотора, за которым последовал гул другого компрессора.

– Эй, вы! – прокричал в туман Каниш. – Выключите сейчас же!

То ли они не услышали, то ли притворились, что не слышат, но гул не прекратился.

Я снова протянул руку в облако. Рука пропала, а потом снова появилась. Наверное, о чем-то похожем шла речь в книгах прежнего мира, где описывали человека, впервые увидевшего снег. Наполовину чудо, наполовину нелепость. От этого хотелось смеяться.

Дженин заметила меня и улыбнулась моему непомерному удовольствию от такой обыденной, с ее точки зрения, вещи.

Другой корабль оставался по-прежнему скрыт из вида – незримый, но слышимый даже сквозь перестук наших собственных компрессоров. Они крали наши облака, нашу воду. Неужели Каниш так и спустит им это с рук? Его не назовешь всепрощающим типом. Однако ни он, ни Карла даже не пошевелились, чтобы помешать им.

Потом Каниш сделал странное. Он отключил наш компрессор. Но зачем? Что он задумал? Неужели вот так сдался, позволяя им забирать все, уступая им трофей? Потом я догадался, что он собирался выследить скрытое в облаках судно по шуму его двигателей.

– Сюда.

Карла кивнула и направила корабль в нужную сторону. Гул чужого компрессора и звук работающего насоса стали слышны отчетливее. Облако вокруг нас еще сильнее сгустилось. Теперь оно было таким темным и серым, что даже палубу было видно с трудом. Дженин то исчезала, то появлялась снова. Вот она здесь, и вот ее уже нет – как видение.