Дмитрий Емец - Глоток огня

– Давай обойдемся без конечностей! – сказал Родион. – Я тоже ныряю. Вдвоем шансы выше.

Ул схватил седло, потник и бросился к Азе. Спустя минуту ее копыта уже простучали по проходу. Аза, которую Ул почти тащил за собой, пыталась упрямиться, поскольку Ул в спешке забыл соблюсти несколько ритуалов с оглаживанием, сухариками, яблочками и прочими принятыми у них нежностями.

Звякнули ворота, и почти сразу выглянувший наружу Родион увидел, что Ул взлетел, даже не разогрев Азу.

– Эмоции. Эмоции, – сказал он и отправился к Митридату.

Вначале он долго чистил его. Затем медленно и тщательно седлал. Потник ему чем-то не понравился. Поменял. Потом не понравилось седло. Поменял и седло. Долго затягивал подруги. Казалось, Родион изо всех сил старается сделать все, только чтобы не лететь. Дважды его рука тянулась к шее и он отдергивал ее, а потом, на секунду задумавшись, понял, что, сам того не заметив, уже раздирает рану ногтями, тихо рыча от удовольствия.

Поняв это, Родион не стал отдергивать руку, а медленно отвел ее и посмотрел на свои пальцы как на что-то враждебное и мало ему подчиняющееся.

– Хорошо тебе? Думаешь, победил? – спросил он, обращаясь непонятно к кому. – Ну что ж… Скоро тебе будет еще лучше!

С этими словами он отвязал всхрапывающего Митридата и повел его за собой. Вот они уже за воротами. Здесь уже ничего не мешало сесть в седло, но Родион почему-то медлил. Все продолжал идти и вести за собой коня. Он ощущал себя выжженным, мертвым.

Он не думал больше о Яре, не думал об Уле, вообще ни о ком не думал, даже о себе. Ему было мерзко, тяжело. Но тут внезапно что-то очень простое остановило Родиона. Он увидел, как под скамейкой в луже дрожит отражение березы. Был ветер. Лужа рябила. Изредка со скамейки срывались капли воды и падали прямо в березовый ствол, разбегавшийся кругами. Родион все смотрел и почему-то не мог оторваться.

И только когда Митридат ухитрился опустить морду и начал пить из лужи – пить, можно сказать, ту самую березу, – Родион очнулся. Резким толчком, не касаясь стремян, взлетел в седло. Прогрел жеребца легкой рысью, затем перевел в галоп и взлетел.

Уже во время взлета, стоило Родиону отвлечься, руку помимо его воли повело к шее. Опомнившись, он отдернул ее. Эль волновался тем сильнее, чем большую высоту они набирали. Он еще не знал про нырок, да и не мог знать, это была примитивная прожорливая личинка, суженная до волчьего своего голода, но она что-то чувствовала уже.

Родион понимал этот страх, отзывавшийся в нем как собственное его чувство. Страх липкий, панический, который заставлял его губы прыгать. Больше всего ему хотелось вернуться в шныровский парк, отпустить Митридата и, уткнувшись лбом в дерево, раздирать себе шею. Забыться, сдаться… Стать как те двое бравурных пьянчужек, пришедших в магазин сразу после открытия.

Митридат по спирали продолжал набирать высоту. Ему не нужно было указывать, что делать. Вскоре он был уже высоко и нетерпеливо ждал, поглядывая вниз.

«Пора!» – подумал Родион.

– Поедем, красотка, кататься! Давно я тебя не катал! – произнес он почти шепотом, обращаясь к элю, и тронул бока жеребца шенкелями.

Трейлер резко клюнул, почти уткнувшись кабиной в землю. Проехал еще с метр, дернулся, заскрежетал и замер. Из-под радиатора, точками воды оседая на стекле, с шипением вырывался пар.

Носик шофера вспыхнул яркой кнопкой.

– Все, – сказал он. – Конечная станция. Эта лошадь дальше не поскачет.

Гай, уже несколько минут сидевший с застывшим, почти мертвым лицом, толкнул дверь и спрыгнул. Медленно обошел трейлер, разглядывая его. Резина была даже не изжевана, а изрезана дисками так, что болтались какие-то тягучие ремни. Передние колеса почти лежали на асфальте.

– Я тут ни при чем! – виновато сказал арбалетчик.

Гай остановился.

– Отпирай! – приказал он.

Забежав вперед, водитель кинулся открывать контейнер. Потом попытался подсадить Гая. Тот, отмахнувшись, запрыгнул сам. Подошел к камню. Положил на него ладонь и задержал на минуту, вслушиваясь во что-то, происходящее внутри.

– Я вызвал новый трейлер! И машину с краном! – крикнул снаружи Тилль.

Из-за своей толщины забраться в контейнер он не мог. Гай оглянулся на него из темноты. На мгновение его зрачки показались главе форта берсерков вываренными, как у эльба.

– Бесполезно, – сказал Гай. – Они успели. Я почувствовал это уже давно, но еще на что-то надеялся.

Тилль задрал голову, боясь спросить, откуда Гай об этом узнал. Хотя канал сведений у Гая всегда один – его опекун.

– А камень? Что с ним делать?

– Ничего. Он бесполезен. Это теперь просто камень.

– Но как же… – начал Тилль.

– Они добавили к своей закладке то, что сделало ее единственной во Вселенной. Теперь у нее нет двойника.

Гай спрыгнул и направился к ожидавшей его машине. Тилль догнал его. Говорить на ходу толстяку было тяжело.

– Все плохо? Уф… Но у нас еще… уф… остались неправильные пчелы, – отдуваясь, сказал он.

– Они сработают. И даже лучше, чем мы думаем. Но не сейчас, – сквозь зубы процедил Гай.

– А сейчас что?

– А сейчас по домам. Этот раунд мы проиграли, – Гай сел в машину и захлопнул дверцу.

Автомобиль развернулся и умчался. Тилль, таращась, остался стоять в сизом облачке выхлопных газов. Затем потянулся за телефоном, но вместо телефона нашарил сигареты. Вскоре и за ними подъехал джип.

Последним, аккуратно открутив с умершей машины номера, ретировался водитель. До последнего он горестно вздыхал и виновато гладил радиатор трейлера. Маленький носик его печально мигал и точно просил прощения.

Обычно на двушке маршрут у Яры, да и у других шныров, был всегда один – к Скалам Подковы. Дельта привыкла к этому и, едва они вышли из тоннеля, стала забирать к Скалам. Яра развернула ее. Дельта незаметно легла на прежний курс, и опять через минуту обнаружилось, что она летит к Скалам. Яра опять повернула ее. И опять Дельта нацелилась мордой на прииск.

Яра, рассердившись, толкнула ее шенкелем и, натянув повод, показала Дельте, что нет, милочка, мы летим не туда! Дельта вроде бы подчинилась, но опять вскоре обнаружилось, что они летят к Подкове. Дельта, хитря, зачерпывала правым крылом сильнее, чем левым, и не теряла направления даже при том, что мордой была обращена совсем в другую сторону.