Лев Успенский - КУПИП

— Герой? Какой ты еще там герой? — вдруг возмутилась мама. — Ну и что же из этого, что он герой? Да что ты, Люсенька, выдумала? Что ты к нему привязалась? Подумаешь: герой! Ха-ха! Да он самый обыкновенный герой. Вон он какой — ребенок, как ребенок… Двадцать четыре кило и с наушниками. Почему же это с ним играть нельзя? И нечего ему голову забивать: герой, герой! У нас дома все ребята такие герои. Сегодня ты — девочка, а завтра поезд спасешь и станешь героем. Я сегодня — мама, а завтра, надо будет, возьму винтовку и лучше всякого героя пойду… Очень просто!

— Мама! — не унимался Устрицын. — Да нет же, мама! А играть-то с героями можно? Возиться-то можно с героями? Ты ей скажи, а то она на меня глаза выпучила, точно я какая-то ондатра! Можно героям по песку валяться?..

— Валяться? По песку? В воде? Необходимо! — вдруг загремел из мрака бодрый голос капитана Койкина. — Гельман! Лева! Э-эй! Держи конец! Причаливай лодку! Что ты там на берегу, как Паганель, зря бодрствуешь? Герои все должны делать, Устрицын! Все! Возиться, кататься, играть, бегать… Я героев на своем веку десятки перевидел. Сотни! Самый милый народ, ей-ей! Уж я-то их знаю… Я и сам-то в случае чего…

Он откашлялся и вдруг без всяких предупреждений грянул громовым голосом:

Аплодисменты и крики «ура», которыми было встречено это неожиданное выступление, разбудили птиц, задремавших во мраке на пальмах. С тревожными криками закружились они в розоватом свете костра.

— Ну, Баберище! — говорил между тем старый моряк, закручивая усы, снимая шлем и удобно садясь к костру. — А ну, профессор… Уверял я тебя: со мной не пропадешь! Гляди-ка, что я нашел? — И он небрежно швырнул на песок перед профессором с полдюжины пустых жемчужных раковин.

— Как! Жемчужные раковины?! Пластинчатожаберные моллюски! Семейство Lambellibranchiata? Род Meleagrina? Жемчуг! Да где ты их взял, капитан, где ты взял эти створки? — так и метнулся к нему профессор Бабер.

— Там их пропасть, — равнодушно ответил Койкин. — Целые кучи. Наверное, раньше их там сотнями ловили. А ну-ка, Люся, дай мне бутербродика… Да нет, зачем один? Дай штук восемь… Я посмотрел: там в воде и живых много… ням, ням, ням! Только глубоко… Пустяки: завтра слазаю, погляжу… тям, тям, тям! Вот видишь, Бабер, ты еще про меня: то, се, пятое, десятое… А я жемчуг уже — хлоп, и нашел… Хотел тебе заодно и ондатру поймать, да стемнело. Не стоило возиться. А их там сколько угодно. Ползают по пальмам… Значит, и радий ваш где-нибудь поблизости валяется. Дело в шляпе, Баберище. Ну-ка, мама, дай мне еще штучки четыре… Да нет, с икрой, с икрой…

— Ондатры? По пальмам? Здесь? — испуганно и смущенно отшатнулся от него профессор. — Не может быть! Ты уверен, что это были ондатры?

— Ну вот! — махнул рукой капитан. — Да что я, ондатр твоих не видал? Ты меня, может быть, с Устрицыным спутал или с мамой? Вот завтра пойдем, я нырну за жемчугом и поищу там, где этот ваш несчастный радий лежит… Только мне смешно: стоило за каким-то полкило такую даль лететь… Меня, например, жемчуг почему-то больше интересует… чем ящерицы эти…

— Гм, гм! Дорогой капитан Койкин… — уже не слушая его, бормотал Бабер, то снимая, то надевая очки и внимательно изучая раковины. — Гм! Да… но нет… Ничего не поделаешь… Это — Meleagrina. Ты прав, мой бравый капитан! Ты прав. Но ведь там глубоко? Метров пять? Как же ты нырнешь? У нас нет водолазного костюма. Я не предвидел этого… Да, не предвидел. Не предусмотрел…

— Подумаешь! — не задумавшись ни на миг, ответил Койкин. — Очень мне нужен твой костюм. Я, брат Бабер, по способу Койкина нырять буду. Возьму с собой дирижабельный баллон с кислородом — раз. Надену высотный воздухоплавательный скафандр — два. И плюх в воду — три. Баллон чертовски тяжелый; значит, я — камнем на дно. Наберу ракушек, захвачу уже и радий этот ваш, если попадется. Схватил, и марш назад.

— Да как же ты выплывешь, Койкин, с таким грузом? Или тебе позволят баллоны внизу бросать? Ведь они, небось, дорогие! — усомнилась мама.

Но капитан Койкин взял какую-то сухую травинку и начал небрежно чистить ею зубы.

— Эх, мама, мама! — высокомерно произнес он. — Сколько раз я тебя учил: не суйся ты, восхитительное создание, в наши морские дела. Ничего ты в них не понимаешь. Баллоны! Ну зачем я буду баллоны на дне бросать? Сделал свое дело, открыл кран, напустил полный костюм кислорода и — марш наверх. Раздует меня, я и всплыву… И с баллоном… Сообразила?

Вдоль маминого лба пробежали морщинки.

— Н-нет, ничего я еще не сообразила, капитан ты недопустимый. Как же это так? Если бы тебе газ сверху накачивали, я бы поняла. А то ведь ты и в воду хочешь с газом лезть, с баллоном-то. И из воды вылезать опять с тем же газом? Так ведь ты его из того же баллона напустишь. Почему же ты вдруг легче станешь? То тебя с газом вместе ко дну тянуло, то вдруг — всплывешь? Профессор, он, по-моему, что-то выдумывает.

Но, как на беду, профессор в этот миг весь ушел в изучение раковин. Он скреб их, ломал, растирал, нюхал. Ему было не до маминых вопросов. Он проворчал что-то невразумительное, не то: «закон Архитрава!», не то: «закон Магомета!».

Капитан же Койкин преисполнился вдруг необычайной важности.

— Ну, мама, — без всякого снисхождения процедил он наилучшим профессорским баберическим тоном. — Познания твои в объеме шестого класса средней школы довольно неудовлетворительны. Пиши лучше в «Костер», мама; запроси хитроумных ленинградских ребят. Пусть они разрешат наш спор: поднимусь я или не поднимусь? Да, пусть они разрешат — иначе где же их хитроумие? А теперь — спать! Спать мама! Бабер! Спать. Шляфен. Дормир.

И все пошли спать.

Наступил день, следующий за посадкой дирижабля. Утро вспыхнуло сразу горячей красивой зарей. Как ни торопилась мама, солнце в этих широтах поднималось быстрее, чем она. Какао еще не закипело, печенья «Мария» и «Альберт» еще не были раскупорены, а огромное тропическое светило уже взлетело над горизонтом, как великолепный ослепительный стратостат.

Капитан Койкин первым после мамы выбрался из своей палатки: Не сказав ни здравствуй ни прощай, он незамедлительно поднял такую волну в зеленых, ласковых водах внутренней лагуны, что разбудил весь экипаж дирижабля. Испуганные воздухоплаватели заметались по каютам, уверенные, что приближается тайфун.