Астрид Линдгрен - Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш]

Он уже сидел на подоконнике.

— А вот и малыш Понтюс! — закричал он.

Расмус посмотрел на него снизу вверх.

— Тебе не надо спускаться, если не хочешь! — сказал он. — Я поднимусь и открою тебе дверь… хотя сначала я открою дверь Глупышу.

— Ш-ш-ш… я что — разве я не могу немного повеселиться? — сказал Понтус, выбрасываясь из окна.

Но Расмус уже несся по дороге к погребу.

— Глупыш, — кричал он. — Глупыш, я иду!

И только увидев новенький, с иголочки, висячий замок на двери погреба, он вспомнил про ключ, полученный от Альфредо. Ключ! Ведь он сунул его в карман брюк, а брюки висели как раз на стене дома и развевались от вечернего бриза.

Он искренне разозлился на самого себя. Бедный Глупыш… когда каждая секунда взаперти — мука!

— Рассеян, как старый козел, — злобно пробормотал он и помчался галопом назад…

Он ринулся по лестнице вверх, на чердак, рванул дверь, которую так тщательно запер недавно Альфредо и которую завтра утром должна была отворить Берта… Так она думала, да!

Расмус высунул голову в окно, и тут Понтус увидел его. Он удивленно вытаращил глаза.

— По-твоему, у нас урок гимнастики? — неодобрительно сказал он. — Пожалей мои штаны, хватит того, что ты спустился по ним один раз. — Но Расмус, взяв брюки, нервно обыскал сначала свои собственные карманы, а потом, на всякий случай, также и Понтуса. Но никакого ключа не было! Расмус просто подпрыгивал от нетерпения; в такие вот минуты седеешь!

— Понтус, посмотри, пожалуйста, не валяется ли в траве какой-нибудь ключ! — бешеным голосом закричал он.

— Поищу, — ответил Понтус.

Встав на четвереньки, он стал шарить в траве. Расмус кусал указательный палец и ждал.

— Что я получу за это? — торжествующе спросил Понтус, поднимая ключ.

Расмус с облегчением вздохнул:

— Пару брюк, потому что они тебе пригодятся, — ответил он и бросил вниз брюки, которые приземлились прямо на голову Понтуса.

И вот он снова у двери погреба, он слышит, как лает Глупыш, и он начинает плакать, едва вставив ключ в висячий замок. Вот он открывает тяжелую дверь погреба и кидается в затхлую тьму. Он ничего не видит, но слышит вопль отчаяния, и ему навстречу бросается жесткий теплый маленький комочек. Тогда он плачет еще сильнее, тихо и безутешно плачет, крепко прижимая к себе этот комочек.

— Глупыш, подумать только, ты жив, — дрожащим голосом произносит он. — Бедняга Глупыш, я так тосковал по тебе… Подумать только, ты — жив!

— Ясно, что он жив! — рассудительно произносит Понтус.

Расмус прижимает к себе Глупыша и свирепо глотает слезы. Одно дело — плакать, когда расстаешься со своей собакой, но плакать, когда она снова с тобой, — это ведь просто дурость, и он не желает, чтобы Понтус видел его слезы.

— Бедняга Глупыш, — бормочет он, зарываясь лицом в жесткую шерстку. Но Глупыш отчаянно барахтается, он хочет поскорее убраться из этого жуткого погреба, и лишь только Расмус отпускает его, он как ракета вылетает из дверей. Только отбежав на почтительное расстояние от своей тюрьмы, останавливается и ожесточенно лает. Он решил высказать раз и навсегда, что не одобряет места своего заточения.

Но затем он все забыл. Он ведь не из тех, кто сидит и пережевывает свои минувшие страдания. Теперь он снова свободный и веселый песик, который радостно ждет, что еще придумает его хозяин.

Хозяин же вытер тайком слезы и натянул брюки.

— А теперь мы зададим работу полицейскому корпусу Вестанвика, — сурово говорит он. — Пошли, Понтус!

Он свистнул:

— Пошли, Глупыш! Поторапливайся! Мчимся что есть духу!

Наступила светлая майская ночь, и Энгстуга стоит молчаливая и заброшенная среди цветущих яблонь. Маленькая серая усадьба так мирно спит! Везде тишина и покой.

Но на самом ли деле везде тишина и покой? Нет, если в этой старой усадьбе есть домовой, который бодрствует по ночам, то он знает, что все наоборот: жгучее беспокойство затаилось там меж стенами строений, а воздух полон удивительного, жуткого ожидания.

Но здесь ведь нет ни души — кто же тогда ждет? В погребе нет маленького песика, который ждет, чтобы его освободили, а в комнате на чердаке нет шалопаев-мальчишек, ожидающих, чтобы их выпустили оттуда.

Да нет, конечно же, в забрызганной взбитыми сливками комнате на чердаке сидят двое мальчиков и ждут! Там сидят хорошенько запертые Расмус и Понтус и ждут так, что готовы выпрыгнуть из собственной шкуры, они ждут и, глядя на часы, гадают: «Когда?»

И они не единственные, кто не спит сегодня ночью в этой старой заброшенной усадьбе. Бодрствующий домовой может и не заметить, как что-то шевелится среди теней. Повсюду на страже стоят словно набравшие в рот воды мужчины — один у окна на старом скотном дворе, а один в погребе, где больше нет песика, который лает. Повсюду, во всех темных закоулках стоят молчаливые мужчины, смотрят на часы и гадают: «Когда?»

С каждым тиканьем часов приближается развязка самого ужасного криминального случая во всей истории Вестанвика, это чувствуется, и известно, что она произойдет, только неизвестно — когда.

Жутко сидеть взаперти в комнате на чердаке и ждать двух разъяренных похитителей серебра, даже если совсем рядом с тобой спрятаны в шкафу твой папа и старший полицейский. Жутко сидеть там и видеть, как ночной мрак сгущается за окном, видеть, как углубляются тени в самой комнате, так что в конце концов не различаешь уже ничего, кроме открытого очага, белеющего в темноте, жутко слышать ужасающее тиканье часов, жутко знать, что, быть может, именно сейчас, именно в эту минуту, когда часы произносят «Тик», антиквар по прозвищу «Акула» нажимает ногой на педаль, дает газ, катит обратно в Вестанвик, и что именно сейчас они поднимаются по лестнице на чердак, злые, как пауки… ой, ой!

— Понтус, ты ничего не слышал? — испуганно прошептал Расмус.

Нет, Понтус слышал только, как старший полицейский шепчет что-то за полуоткрытой дверцей шкафа, больше ничего.

— Начинаю думать, что я — как Эрнст, — сказал Расмус. — У меня слабые нервы, и я на самом деле думаю, что здесь просто жутко!

И все-таки он сам предложил сидеть здесь. Это было, когда дядя старший полицейский начал говорить о том, как тяжело будет «связать этих воров с этим преступлением».

Бедный СП, он рвал на себе волосы, когда до него наконец дошло то, что пытался рассказать Расмус.

— Вы вдвоем были у фон Ренкенов в четверг ночью — ты не бредишь? Вы оба спрятали серебро в погребе у Понтуса? Боже ты мой! Я ведь буду вынужден арестовать вас!

И тогда он объяснил им, что означает «связать кого-то с совершенным преступлением». Как выяснилось из рассказа Расмуса, Альфредо и Эрнст бежали с мешком металлолома, а за это арестовывать нельзя. И они не оставили на месте преступления никаких отпечатков пальцев и других разоблачительных улик. Если теперь на них объявят розыск и их схватят, то они ото всего отопрутся, и кто тогда докажет, что именно они похитили серебро? Во всяком случае, не Расмус и Понтус, которые сами держат у себя краденое.