Жаклин Уэст - Книга секретов

– Чудесно, – голосом очень больного человека прохрипела Олив. – Спасибо, мисс Тидлбаум.

Мисс Тидлбаум улыбнулась и вновь всплеснула руками.

– Не стоит благодарности. Надеюсь, ты скоро поправишься.

– Надеюсь, и вы… – на автомате начала было Олив, но тут же оборвала себя, – тоже чувствуете себя хорошо.

Мисс Тидлбаум, казалось, не нашла в этой фразе ничего странного. Она просто продолжала улыбаться. А потом вновь замотала один из трех своих шарфов вокруг шеи (ключи и брелки на шнурах отозвались на это перезвоном), изрекла «До свидания!» и продребезжала на улицу.

– Какая милая женщина, – сказала миссис Данвуди, закрывая за гостьей дверь.

Олив, прислонившись лбом к оконному стеклу, наблюдала, как ржавый «универсал» учительницы рисования выворачивает на улицу и направляется дальше. Ее сердцебиение наконец начало замедляться до нормального ритма, но мозг по-прежнему гнал на всех парах.

Как мисс Тидлбаум узнала о картинах Олдоса МакМартина? Интересовали ли они ее только как произведения искусства… или как нечто большее? От очередной мысли Олив покрылась холодным по ́ том: не была ли мисс Тидлбаум замешана в подкидывании в кабинет рисования записки от Аннабель?

Олив прижалась лицом к прохладному стеклу, вновь почувствовав себя действительно больной. Точно как написала Аннабель – трудно было понять, кому верить. А в последнее время Олив и вовсе задумалась: можно ли вообще кому-то доверять?

Утром в субботу случилась странная вещь.

Нет, вовсе не то, что Олив сразу вытащила из-под кровати пару одинаковых, а не разношерстных, тапочек (хотя такое и правда случалось нечасто). И не то, что она почистила зубы и щеткой, и зубной нитью перед тем, как спуститься вниз, хотя это также была большая редкость. Даже не то, что она помнила все цифры чужого телефонного номера, когда сняла трубку и принялась его набирать, хотя уж это-то было до крайности необычно. Нет, странно было то, что номер, который она набирала, принадлежал Резерфорду.

Олив дала отбой прежде, чем успели пойти гудки.

Да о чем она только думала? Разве она могла так быстро забыть, что Резерфорд бросает ее на произвол судьбы? Олив уставилась на безмолвный телефон, покусывая прядь волос. Она больше не могла положиться на Резерфорда. Она не могла рассказать ему ни о катастрофическом фиаско с красками, ни о визите мисс Тидлбаум. Ей предстояло справляться с бедой в одиночку.

Ну… может, не совсем в одиночку.

Олив мчалась вверх по холму в пейзаже Линден-стрит, взбивая клубы тумана (которые тут же укладывались на место). Когда Олив пробежала мимо, старушка в кресле-качалке перестала раскачиваться. Когда девочка помахала ей, женщина не ответила. Олив чувствовала, как из-за темных оконных стекол за ней следила не одна пара глаз – тех самых, что следили вчера, когда она вела свои искалеченные творения на лужайку Мортона.

С горящими щеками, опустив голову, Олив поспешила дальше.

Ни во дворе, ни на крыльце Мортона не было. Олив со всех сторон оглядела улицу у большого серого дома, но маленького мальчика в длинной белой ночной рубашке и след простыл. Она проверила ветки дуба. Мортона не было. Посмотрела за кустами – Мортона не было.

Дверь серого особняка была закрыта. Олив постучала, но никто не ответил, а когда она попыталась повернуть ручку, выяснилось, что та не поддается. Дверь не могла быть заперта, знала Олив, потому что в Иных местах ничего не менялось без того, чтобы вскоре не возвратиться в прежний вид. Не поддаваться ручка могла только в одном случае – если кто-то держал ее изнутри.

– Мортон? – тихо позвала Олив, прижав губы к двери. – Мортон, я знаю, ты меня слышишь. Я тебе кое-что принесла.

И, сказав это, Олив тут же осознала, что хуже слов и придумать было нельзя. Уж чему Мортон еще долгое время не будет рад, так это сюрпризам от Олив.

Дверь не открылась. Дом Мортона, казалось, объявил ей бойкот.

Олив вынула черно-белую фотографию семьи Нивенс из кармана и, нагнувшись, осторожно просунула ее в узкую щель под дверью.

Олив долго стояла на крыльце в тишине, глядя на дверь. Затем та медленно и со скрипом отворилась, и высунулась маленькая белая фигурка Мортона.

– Я думал, ты хочешь меня удивить еще одними родителями, – сказал он.

Олив показала на пустое крыльцо.

– Не-а. Никаких родителей. Я закончила экспериментировать с красками Олдоса.

Мортон повис на дверной ручке, медленно раскачиваясь туда-сюда. Его всклокоченные белые волосы тоже раскачивались, они были похожи на одуванчик, который никак не сдуть.

– Эти коты знают, что ты натворила?

– Что значит «эти коты»? – переспросила Олив. – Ты же знаешь, как их зовут.

Мортон пожал плечами и продолжил раскачиваться.

– Нет, – призналась Олив. – Ну… Горацио знает. Он был вне себя. И забрал краски и бумаги.

Мортон прищурился.

– Мистер Фитцрой говорит, – начал он, раскачиваясь еще быстрее, – он говорит… что, может статься, в глубине души они пекутся не о нашем благе. – Мортон проговорил это быстро и монотонно, как выученное наизусть.

– Мистер Фитцрой их совсем не знает, – возразила Олив и встала руки в боки. – Я же сказала твоим соседям, что котам они могут доверять.

Мортон прекратил качаться и уставился на босые ноги Олив.

– Ну… тебе они тоже на самом деле не доверяют.

Олив открыла рот, но не произнесла ни слова. Соседи знали, что она солгала им о том, что будет держать бумаги в безопасности. Соседи знали, что она использовала краски. Она их самих тоже использовала, злоупотребив их помощью и помощью Мортона, чтобы сделать что-то, что никому не помогло. Они ей не доверяли. Но она не была уверена, что вправе их за это винить.

Мортон посмотрел Олив за спину.

– Спорим, я лучше держу равновесие на перилах, чем ты, – вдруг сказал он, пробежав по крыльцу и забравшись на перила.

– Спорим, ты лучше, – сразу согласилась Олив.

Но Мортон все равно решил доказать это делом. Он несколько раз прошелся туда-сюда, растопырив костлявые ручонки, и только однажды свалился в кусты. Когда он закончил, Олив вежливо похлопала.

– Я рада, что ты еще тут, Мортон, – сказала она, когда Мортон спрыгнул с перил.

Мортон нахмурился.

– Я имею в виду, я не рада, что ты тут застрял, я просто… – Олив вздохнула и помолчала. – Помнишь Резерфорда, который живет через два дома? Вы встречались, когда Люсинда прятала у себя Аннабель, – Олив плюхнулась на ступени крыльца. – Он уезжает. Будет ходить в пафосную школу в Швеции, там у него родители проводят исследования, а я так и застряну в шестом классе совсем одна. – Олив щелчком сбила со ступеньки дубовый лист и пронаблюдала, как тот вспорхнул на прежнее место. – Спорим, что ему просто было любопытно узнать что-то про особняк. Спорим, он вообще никогда не хотел со мной взаправду дружить.