Александр Преображенский - Голоса трех миров

— Что–то ты совсем загрустил, простофиля, — сжалилась колли, и Барди, шевельнув совсем было повисшими ушами, тут же вскинул голову, уж больно мудреные слова иногда употребляла красавица, далеко не каждое было ему известно. Вот опять назвала его странным прозвищем, и не поймешь, обидным или необидным. На мгновение встретившись с колли взглядом, понял, что обижать его сейчас она не хотела. — Да ты, наверное, голоден, — проявила колли свою проницательность. — Это можно поправить. Тебе повезло, что мы встретились в таком месте, люди здесь собираются особенные, им нет дела до твоей ненастоящей говорилки. У них как раз на три часа дня назначена здесь тусовка, пойдем со мной, я все равно туда собираюсь, и там всегда есть чем подкрепиться. Только одно условие, — остановилась она, уже поднявшись с травы и сделав пару шагов к тому месту в колючем кустарнике, где, наверное, находился лаз, — ты будешь вести себя смирно. Делай только то, что я тебе скажу. Ни к кому без меня не подходи, собак не задирай. Веди себя так, будто их нет. Будто только мы с тобой здесь и больше никого.

На такое условие Барди согласился мгновенно, хвост его сам собой забился от счастья.

— Фу, — тут же брезгливо охладила его пыл красавица, — не мети своим помелом, уж больно ты пыльный. Пошли.

Обратная дорога через заросли оказалась для Барди куда как легче и приятнее. Правда, трижды он проползал под низко опущенными ветвями, но нигде не оставил ни единого клочочка шерсти со своей поредевшей шкуры. Колли вышла из кустов, естественно, первой и сразу посмотрела на небо.

— Патруль улетел, — объявила она. — Вылезай, переросток.

Барди послушно вылез из укрытия.

— Запомни этот лаз, — посоветовала колли, — он тебе еще пригодится.

Чем дальше они уходили от укрытия, углубляясь в городской лес, тем больше им попадалось людей и собак, и все выглядели оживленными, если не сказать веселыми, двигаясь в одном направлении, в том самом, каким вела Барди красавица колли. Скоро Барди понял, что где–то там впереди, куда они все идут, членов сообщества будет еще больше. Его чуткий слух уже давно улавливал непрестанный гул, нарастающий с каждым шагом. Потом появился запах многих людей и немногих собак, он стал различать отдельные голоса и даже слова, и вот наконец Барди и его проводница очутились на залитом солнцем пространстве, сплошь покрытом ровной свежей травой, а поверх нее — членами сообщества. Людей здесь действительно было намного больше. И большинство из них, к удивлению Барди, оказались знакомыми колли. Или так ему только показалось, но уж очень многие здоровались с ней и перекидывались одной–двумя шутливыми фразами.

— Рута! Рута пришла! — слышалось отовсюду.

— Здравствуй, красавица. Это что ж, новый твой воздыхатель? А где же Чарли?

Приветливо улыбаясь всем, колли лишь некоторых удостаивала ответа.

— Здравствуйте, Виктор Игоревич. Привет, Джо.

Ты, как всегда, лучше всех, Jly. Это не воздыхатель, а мой протеже, очень способный, хотя молодой. На многое способный. А Чарли спекся.

— Рядом с тобой немудрено, огнеподобная.

Неожиданно Барди услышал замечательный звук, тоже странный, вибрирующий и звенящий, словно ветер тронул натянутую проволоку над оградой его родного поселка, только как–то не так дико, а очень тепло, и проволока вроде бы не одна. В тот же миг все затихли.

«Что это они?» — удивился Барди и услышал голос.

Голос был мужской, негромкий, бархатный, он пел. Барди насторожился и повернул уши и голову туда, откуда исходили эти тревожно–приятные звуки. Над головами притихших людей он увидел еще одного, стоявшего на возвышении, а точнее, на огромнейшем пне какого–то погибшего дерева. Человек был настолько могуч, что и сам, казалось, вырос из тех же корней. В руках человек держал ящик с дыркой, палкой и натянутыми над дыркой вдоль палки проволочками разной толщины. Он щипал, дергал, перебирал, ощупывал эти проволочки, а они звенели, вибрировали, гудели, дрожали, издавая тот самый тревожащий звук. А человек еще и пел. И песня у него была такая понятная, совсем без трудных слов, ну вообще все знакомые, от того и смысл, наверное, Барди уловил сразу. Человек пел о прогулке по городу, в котором не осталось людей. Барди и сам в этом только что убедился, только тогда он еще не знал, куда они делись. Теперь знает, все люди собрались здесь, в городском лесу. Хорошая песня.

Когда человек закончил петь, несколько секунд над толпой на лужайке царило молчание, и вдруг все люди стали бить рукой об руку ладонями, поднялся невообразимый шум, а четвероногие члены сообщества разразились самым настоящим лаем, в том числе и Рута. «Вот те раз, — смутился Барди, — у всех гово- рилки, а ведут себя, как бессловесные, и патруля не боятся». Ему тоже страшно хотелось залаять вместе со всеми, но он сдержался из опасения, что кто–нибудь распознает его трюк со старым ошейником и губной гармошкой.

Впрочем, Рута оказалась права — никто здесь не обращал на Барди внимания. Да и колли сама вроде бы тоже про него забыла, ее глаза и уши были прикованы к пню, на котором рядом с человеком появился еще один член сообщества — черный лохматый ризен с густой челкой, из–под которой углями проблескивали карие веселые глаза. Люди и собаки немного успокоились, они больше не били рука об руку, и лишь то там, то здесь слышались тихие обрывки фраз, сказанные вполголоса и обращенные к соседям. Могучий человек посмотрел на торчащую из ящика палку, ухватил ее каким–то особенным образом, сложно растопырив и изогнув длинные узловатые пальцы, бросил веселый взгляд в толпу, сказал: «Щас» — и ковырнул другой рукой сразу по всем проволочкам так, что родился удивительно приятный многоголосый, но и слитный звук — проволочки запели хором, как бессловесные в полнолуние. И в следующий миг вступил в хор ризен.

Барди вновь был поражен, эта собака тоже запела, как бессловесные, не пользуясь транслятором. Человек щипал проволочки, а ризен пел, задрав морду к небу, так что уже не стало видно не только его глаз, но и челки, только напряженное горло с бегающим вверх–вниз бугорком кадыка. Но это было только вступление, резко оборвав бессловесное дикое пение на какой–то страдающей ноте, ризен запел словами. Барди вслушался, пытаясь уловить смысл. Это опять оказалось несложно, но в то же время не совсем понятно. Ризен пел о какой–то воле, которой ему почему–то не хватает. Мол, мечтает он о жизни среди братьев своих из леса, да вот стена между ними, и стена становится выше и выше, так что ее ему не перепрыгнуть. Наверное, с горя, что у него это не получается, ризен снова перешел на бессловесное страдальческое пение.

Получалось все очень красиво и еще тревожнее, чем пел до этого человек, только Барди никак не разделял эту душевную маету. Потому что и стен таких нет, а только сетка да проволока вокруг поселка, да и прыгать через нее ни к чему. Во–первых, ясно, что не перепрыгнешь, хотя вовсе никакая преграда не растет, во–вторых, это очень опасно, а в-третьих, бессловесные и так подкопы по ночам делают, а тогда только держись вместе, не то лишь клочья шерсти останутся.