Александр Преображенский - Голоса трех миров

— Неужто такой голодный? — ужаснулась женщина, она, наверное, тоже услышала песни его живота. — Будто из леса прибежал. Кто ж твой друг–то?

Барди совсем отвернулся, стараясь показать, что не расслышал, ведь и ответить не может, да и отвечать нечего.

— Эй, па–арень! — погромче и нараспев окликнула его женщина. — Ты что, оглох, что ли?

— Нина! — послышался другой женский голос. — Ты их переворачивай, переворачивай, сгорят же. Мужики нас тогда живьем вместо сосисок съедят. Один вон уже расселся.

Оглядевшись, Барди понял, что это опять про него.

— Да я уж ему говорила, чтобы обождал, сходил бы Султана послушал, а он сидит, головой вертит и ни гугу, — ответила Нина, и по мощной волне чудесного запаха Барди понял, что она перевернула сосиски. Ну конечно, сосиски, никакие это не сардельки и уж тем более не котлеты. Чека все врет.

— Может, дать ему одну? — спросила подругу Нина. Барди вздрогнул и переступил передними лапами.

— Нечего, — отрубила вторая. — Все считано. Вот допоет наш бард, тогда все и соберутся. Эй, парень, не мозоль нам глаза, иди погуляй. Слышь, погуляй, тебе говорят. Или не понятно? Без гармошки ты, что ли?

Последние слова попали в самое яблочко, Барди поднялся и потрусил прочь, повесив голову. Теперь он даже не думал оборачиваться, а перебирал и перебирал лапами, цепляясь носом за прохладные щекотливые кончики душистой травы. Здесь, у зеленого покрова, запах сосисок был немного слабее и дышать становилось легче. «Уйду, чтобы не чуять, — печально твердил себе Барди. — Надо только не пропустить, когда чернобородый закончит выть не свои песенки». Но манящий аромат съестного все равно преследовал его неотвязно — или то уже было разбуженное голодом воображение? Как бы то ни было, Барди все дальше и дальше уходил от вожделенной поляны. Впрочем, довольно скоро его внимание привлекли новые звуки и запахи, которых он прежде не чуял. Где–то там впереди, куда несли его ноги, совсем в общем–то недалеко, были еще какие–то люди. И много, почти так же много, как у того пня, где осталась Рута.

Навострив уши и подняв нос, Барди прибавил ходу, теперь он был движим обычнейшим любопытством. Он ступил с травы на дорожку и почти тут же, за первыми кустами, ему открылось еще одно сборище, или «тусовка», как выразилась Рута. Собак здесь совсем не было. А все люди стояли группками по несколько человек или парами, почти все с сумками через плечо, и о чем–то тихонько переговаривались. Барди прислушался.

— Нет, за двадцать я не отдам, и за двадцать пять, и за тридцать тоже. Сорок — вот это еще туда–сюда.

— Ну ты ломишь. Давай хоть за тридцать.

— Нет, это несерьезно.

— Сколько–сколько?

— А не пошел бы ты в баню?

— Да я и за десять это не возьму.

— Не хочешь, не надо.

— Ладно, по рукам.

Тихонько гудела стоячая тусовка. «Толкучка, — догадался Барди. — Чека о такой вот рассказывал. Здесь можно гармошку купить. Но ведь не на что…»

Барди поворотил и отсюда.

— А я тебе говорю — золотой. Пробы нет, не будут же на собачий ошейник пробу ставить. Но золото, чистое золото. — Его снова заставил вздрогнуть этот знакомый до боли голос. Барди замер как вкопанный, а потом медленно развернулся, стараясь не потерять настроя своих чутких ушей на Источник звука.

— Да что ты мне туфту гонишь, — басил откуда–то оттуда же другой голос — низкий и незнакомый.

— Сто единиц. Не хочешь, не веришь, значит — дурак. Дешевле нигде столько золота не найдешь. Сама хреновина тоже кой–чего стоит.

Медленно и словно скованно, но на самом деле из- готовясь, двигался Барди среди ног увлеченных торгом людей. Все остальные голоса для него словно исчезли. Только два из них и даже один стали путеводной нитью.

— Погоди, — басил низкий, — но должны же быть хоть какие–то гарантии.

— Хочешь мой адрес в среде?

— Ну хоть это.

— Первый раз слышу от тебя умное слово. Запоминай или записывай.

Мир потемнел и задрожал в глазах Барди серой рябью — он увидел того, кого успел возненавидеть. Вот он, все тот же, так же одет, и та же сумка, и тот лее запах, и тот самый ошейник отличника школы, раскушенный Тиграном и распиленный подлой рукой, той самой, что сейчас так небрежно держит эту бесценную вещь на ладони.

Верхняя губа сама сморщилась и подобралась к носу тонкой складкой, хриплый рокот вырвался наружу, вопреки осторожности. Прежде чем вор успел повернуть голову, пружина мести сработала, Барди прыгнул и ударил клыками чуть повыше запястья. Одновременно с криком боли и ужаса золотой змейкой ссыпался в пыль блестящий ошейник. Забыв о мести, Барди метнулся к нему, но чьи–то зубы сдавили горло ему клыками Тиграна, перехватили дыхание, превратили праведный рык в хрип задыхающегося удавленника. «То не зубы — «строгач», — понял Барди, вспомнив невесть откуда название того, что носил сейчас на шее.

— Тише, тише, парень, ты не в лесу, — пробасил сзади низкий голос неизвестного.

Хрипя и брызгая слюной, Барди рвался к желанной цели, лежащей в пыли.

— Держи, держи его! Не отпускай! — крикнул голос, знакомый и ненавистный, голос Ника. — Я его знаю! Это бешеный бессловесный сумасшедшего натуропата! Он его на людей натаскал!

— Бешеный?! — дал высокого петуха обладатель низкого голоса, и тут же хватка на горле у Барди исчезла, стальные шипы «строгача» из прошлого отпустили его. — Бешеный! — прогремел оправившийся бас, и сразу вокруг стало больше воздуха.

Барди сделал прыжок и, лязгнув зубами в пыли, схватил своё украденное счастье.

— Бешеный! Бешеный дикарь! — срывались в нестройный хор голоса, когда Барди заметался среди разбегающихся в стороны ног. — Натуропаты натравили дикаря! Их слет на соседней поляне! Полицию! Вызовите полицию! Полиция!!!

Барди вырвался из людской толпы, и ноги понесли его прочь, так понесли, что он их не чувствовал, будто летел. В кусты, сквозь кусты, меж деревьев, опять в кусты. Все так же, с ошейником в зубах, он вылетел на поляну с сосисками. Сразу увидел Руту и, смиряя свой пыл, сдержанной трусцой направился к ней, не выпуская из зубов ошейника. Рута сидела почти у костра, рядом с черным ризеном и десятком людей. Остальные расселись вокруг, жевали бутерброды и сосиски, пили пиво и разговаривали.

Теперь Барди старался не спешить, чтобы не привлекать нежелательного внимания. Рута, только Рута могла ему. сейчас помочь. Она умная, она поймет, она поможет надеть ему ошейник.

Треск в кустах за спиной подстегнул его, он присел на секунду и, прижав уши к затылку, невольно перешел на торопливую рысь. Будто украл, а не вернул украденное.

— Вот они! Вот они, сволочи! И дикарь их здесь! Полиция! Сейчас будет полиция! Вон флайер!

Барди замедлил бег и остановился неуверенно. В немом изумлении на него смотрели десятки лиц и вдвое больше глаз сидящих на траве людей и собак.