Владислав Крапивин - Застава на Якорном поле (Сборник)

Там стояла медицинская белая кушетка. А у окна — белый столик. Уронив голову на столик, сидел тощий рыжий парень в лиловом халате. Длинная шея его была неестественно вывернута, глаза прикрыты пленочными веками. На губах пузырьки. Рядом с рыжей башкой стояла пустая бутылка «Изумруда».

— Да ты что?! — гаркнул Альбин. Отпустил Корнелия, тряхнул «эскулапа» за плечи. Тот замычал, голова приподнялась и стукнулась. — Надрался, подлюга! — Альбин повернул к Корнелию плачущее лицо. — Вот скотина, смотри, что наделал! Всю бутылку… Это он с перепугу, сопляк… Трус поганый! Кого там берут в вашу школу!.. Вставай, с-с-с… — Шипя от ярости, Альбин затряс практиканта снова, мотнул в сторону.

Тот открыл глаза, глотнул и сказал разборчиво и убедительно:

— Не могу я… Боюся… Не… ик… могу. — И опять деревянно стукнулся о белый пластик.

— Га-а-ад, — с панической ноткой выдохнул Альбин. Рванул снова «спецмедика» за плечи.

Что-то блестящее слетело со столика, зазвенело о кафельный пол. Корнелий увидел на плитках никелированную штучку, похожую на пистолет-зажигалку. Рядом искрились осколки стекла и растекалась прозрачная лужица. Резко запахло черемухой.

Альбин приподнял и бросил практиканта мимо табурета.

— Не-е… — печально сказал тот.

Альбин сел на корточки, взял двумя пальцами «пистолет». Снова положил. Глянул снизу вверх на Корнелия. Сообщил горько:

— Шприц раскокал, паразит. И главное — ампулу… Что теперь делать?

Без всякой боязни и отвращения Корнелий сел на белую лежанку — ту, на которую полминуты назад смотрел со смертной тоской. Видимо, в таких случаях перепады чувств у человека непредсказуемы. Корнелий опять был почти спокоен. Мало того, каким-то краешком сознания он даже уловил что-то смешное в идиотизме этого положения.

— Дерьмовые у вас специалисты, инспектор… Кончайте как-нибудь эту волынку.

Ему и правда хотелось закончить поскорее. Сильно потянуло в сон. Лечь вот сейчас — и больше ничего не надо.

— Да как кончать? — плакался на корточках Альбин. — Посмотри на эту дохлую курицу!

— Сам-то не умеешь, что ли? — пренебрежительно сказал Корнелий. Й от души, без притворства, зевнул.

— Ты что, офонарел? Чтоб я грех на душу брал! Мое это дело, что ли?.. У, рыжая… И ведь, алкоголик проклятый, заранее расписался в протоколе, будто все сделано.

— Вы что-то все тут торопитесь. Ты индекс снял с учета, этот дурак расписался…

— И не говори… — вздохнул Альбин вполне самокритично.

Спать хотелось неудержимо. И надоело все до чертиков.

— Давай, я сам… — Корнелий опять широко зевнул. — Покажи только, куда и как…

— «Как»! Ампулу-то, мерзавец, грохнул! Слышь, воняет!.. А ему, практиканту, лишь одну выдали, на раз. Это у штатных запас бывает, а не у салаг…

Альбин медленно распрямился и, поглядывая на шприц, старательно вытер пальцы грязным платком. Потом поднял практиканта, усадил на табурет, дал ему оплеуху и положил головой на столик.

— М-м… — сказал тот. — Не буду…

— Что ты не будешь, портянка? Зарезал без ножа… Видал гада? — Альбин опять с мольбой о сочувствии обратил взор к Корнелию.

— Видал… А мне-то что прикажешь делать? Имей в виду: вешаться я не буду… И в ваш электроящик прыгать живым тоже…

Мгновенный удар страха сорвал Корнелия с лежанки: мелькнула мысль, что Альбин вдруг нажмет кнопку — и под кушеткой разверзнется люк мгновенно действующего крематория.

Альбин не обратил на этот страх внимания. Сумрачно разъяснил:

— Теперь дело долгое… Если доложить все как есть — меня с работы коленом под зад и нащелкают на Машине столько шансиков, что вперед тебя отправлюсь в рай… Скажут: зачем индекс раньше срока снял, зачем практиканта брал на это дело?.. А если не докладывать, исполнителя не дадут… пока новый клиент не появится. А когда это будет? Может, завтра, а может, через год…

Сонливости у Корнелия как не бывало. Зато от ярости зазвенело в голове. Корнелий вспомнил все отборные ругательства, уложил их в обойму и выпалил в белесую рожу старшего инспектора. А после этого залпа проорал:

— О своей шкуре заботишься! А мне так и гнить здесь?! Делай свое дело, а издеваться не смей! Не имеете права!

Инспектор Альбин по-настоящему испугался:

— Ну, ты чего?.. Обожди орать-то. Тебе хуже, что ли? Куда торопишься? Живи…

— Это — жизнь?! — рявкнул Корнелий.

— А что?.. — Альбин виновато ухмыльнулся. — Ни забот, ни работ. Поят-кормят… Цвети, как георгин в палисаднике…

— Ты сейчас у меня расцветешь… — Корнелий прикинул, как удобнее вляпать по белесой морде.

— Ну-ну… — Альбин отступил. — Я при исполнении…

— Ага, я вижу… Исполняй дальше, а я, пожалуй, пойду домой, — вдруг устало решил Корнелий. — Я не виноват, что у вас тут шарашкина кухня…

— Иди, иди, — в тон ему отозвался Альбин. — А дальше что? Индекс твой аннулирован, сразу и загремишь, как уголовник. За побег… И в федеральную тюрьму. А там в течение суток…

— Испугал!

— Просто объясняю… Здесь ты можешь теперь неизвестно сколько тянуть, а на воле — сразу каюк.

— А на кой черт мне тянуть! Каждый день ждать, что приведешь нового «специалиста»?

Корнелий кричал, но в душе уже поднялась невольная, непослушная ему радость, что это отодвинулось на какой-то срок. Что еще не сейчас… Глупая была радость, животная. Дальнейшее бытие не несло с собой ничего, кроме уныния и страха. И все-таки…

Тем не менее Корнелий сказал:

— Я сразу увидел, что ты дебил. К этому тебя должность обязывает. Но не думал, что до такой степени…

— Хватит лаяться-то, — попросил инспектор Альбин. — Без того тошно. Шел бы ты, погулял… Я тут с этим кретином разберусь, а потом помозгуем, что делать…

Корнелий плюнул и вышел. Его сильно мутило — то ли от всего происшедшего, то ли просто от слабости и голода, ведь с позавчерашнего дня, кроме двух глотков компота, ничего во рту не было (если не считать «Изумруда»).

В камере он лицом вверх лег на койку и поплыл, поплыл…

И уснул.

Его разбудил Альбин. Сидел на краю постели, дергал за плечо.

— Что надо? — Корнелий проснулся сразу.

— Слышь, какое дело… Давай я пока приставлю тебя к ребятишкам. Тут, за стеной…

Голова была ясная, легкая. Корнелий вспомнил, что слышал не раз приглушенные ребячьи голоса. Только раньше это проскакивало мимо сознания. А теперь и фраза вспомнилась насчет обеда: «Возьмешь за стеной, у ребятишек…» Неужели сейчас есть детские тюрьмы?

Но эта мысль была не главной. Главная — вокруг «пока приставлю».

— Что значит «пока»? До той поры, когда с опытным доктором сговоришься?

Альбин отвел глаза.

— «Доктор» — это когда еще… А чего ты хотел? Все мы на этом свете пока…

— Да ты философ.

— Станешь тут…