Кейт Коннолли - Чудовище

Альбин ловит перо на лету и заправляет себе за пояс.

— На память о самой странной моей жертве, — говорит он, глядя мне прямо в глаза.

По телу растекается страх, но я по-прежнему не подпускаю врага к тропе. Я выиграю время для Греты и девочек — и не важно, какой ценой.

Океан, до которого отсюда рукой подать, так и притягивает взгляд. Если бы сделать так, чтобы Альбин потерял равновесие…

Я несколько раз подряд хлещу хвостом, пытаясь сбить Альбина с ног, но он всякий раз отпрыгивает прочь. Потом он идет в атаку, пытаясь столкнуть меня с утеса и тем закончить бой. Я пригибаюсь, бью ногой — сильно бью, — и Альбин взлетает в воздух.

Над обрывом взлетает толстое черное щупальце. Оно хватает кричащего Альбина на лету и утаскивает в пучину.

Энсель отступает назад к проходу.

— Раз специально купленные девчонки сбежали, придется бросить ему кого-нибудь из горничных.

Во мне поднимается долго сдерживаемая ярость. Я с криком бросаюсь на короля. Оставшиеся с ним немногочисленные стражники храбро пытаются меня перехватить, но я жалю их и прорываюсь. Они падают один за другим — кто в океан, кто на тропу.

Мне все равно. Они помогали Энселю и Барнабасу.

Королевская туша так неповоротлива, что Энсель едва успевает нырнуть в туннель. Я хватаю его хвостом за ногу, и он шлепается наземь. Взвыв, он безуспешно пытается отползти. Я подтаскиваю его поближе, потом обвиваю хвост ему вокруг пояса и шеи и сдавливаю.

— Не надо! — хрипит он. — Золота дам, драгоценности! У меня есть амулеты! Волшебные зелья! Что угодно!

Я смотрю в его перепуганные глаза. В его взгляде нет и тени доброты.

— Власть! Ты же власти хочешь? — задыхается он. — Я тебе отдам свой трон! Он от Сонзека, он…

Я сдавливаю его сильнее, обрывая бесполезные мольбы.

Пусть я не могу убить Барнабаса, ибо его магия меня сожжет, но остановить этого человека я в силах.

— Я хочу одного: чтобы ты никогда никому больше не принес зла, — говорю я.

Энсель бьется и вырывается:

— Нет, нет!..

Но больше он ничего уже не успевает сказать. Я швыряю короля с утеса в океан.

Энсель летит, глаза выпучены от страха, руки бестолково бьют по воздуху — и падает, словно камень, в жадную пасть моря.

У раздвоенного дерева мы встречаемся с Реном, а потом всю ночь бежим, сначала как можно дальше от Белладомы, а потом напрямик, через главный торговый тракт, к горам. Рен сумел раздобыть осла, груженного пищей и одеялами, и самые младшие по очереди едут верхом, когда уже не могут идти. Еще несколько дней, и девочки будут дома.

А я — нет. У меня нет дома. Я даже еще не решила, куда мне идти по возвращении в Брайр. Может, поживу у Бату.

Чем дальше позади остается Белладома, тем сильнее радуются девочки. Эмми, которая грустила больше всех, когда я унесла ее из Брайра, теперь трусит рядом со мной и без умолку рассказывает о своей маме. Милли, самая высокая, все время бежит впереди — то ли от радости быть свободной, то ли из желания как можно дальше уйти от страшного океана. Бри больше не язвит и даже сказала «спасибо», чем привела меня в полный ступор.

Я их спасла. На сей раз — по-настоящему.

Рен большую часть времени проводит с Делией — помогает ей, когда тропинка идет круто вверх, поддерживает, когда она спотыкается о корни. Мне не хватает его беззаботного смеха и искорок в глазах. Запаха свежевыпеченного хлеба с корицей. Не хватает того мальчика, которым он был, когда я унесла Делию. Прежде чем узнала, кто я такая.

Порой Рен поглядывает в мою сторону, но, если замечает, что я на него смотрю, сразу же отводит взгляд. Не пойму — то ли он по-прежнему не желает иметь со мной ничего общего, то ли стыдится того, что устроил в Белладоме. Наверное, и то и другое.

Делия по-прежнему меня избегает, но иногда улыбается мне странной грустной улыбкой. Я не понимаю, что это означает, но, может, она пытается меня подбодрить?

Чья-то рука хлопает меня по плечу и возвращает на землю. Я прикусываю язык, чтобы сдержаться и не ужалить Грету.

— Сколько нам еще до Брайра? — спрашивает она.

За собой она тащит Эмми. Малышка снова сосет пальчик и улыбается. Теперь я лучше понимаю, что имел в виду Рен, когда говорил, почему он должен выручить Делию. Он отвечал за нее, как я отвечаю за всех этих девочек.

— День, два… Уже недолго. — Я показываю вперед: — Придется дойти до гор, но это ничего, справимся.

Я никому не рассказывала о разговоре, который подслушала в замке, — о том, что Барнабас едет в Белладому. От одной мысли об этом волоски у меня на шее встают дыбом. Не хочу пугать девочек. Они и так боятся, как бы нас не догнали стражники из Белладомы. Впрочем, без Энселя им это вряд ли придет в голову.

Эмми взвизгивает, Грета подхватывает ее на руки, кружится с нею вместе, целует в щеки.

— Видишь? Скоро мы будем дома!

— А мама с папой меня ждут?

Грета смеется и ставит девочку на ноги.

— Конечно, ждут! Знаешь, как они обрадуются!

— Прям как я.

При звуках этого скрипучего голоса я резко разворачиваюсь и припадаю к земле, выпустив когти.

Дэррелл.

Он сумел выбраться из клетки. Должно быть, его выпустили те самые друзья-торговцы. По его взгляду я понимаю, что он явился мстить.

Девочки кричат и бегут врассыпную. Дэррелл хватает ту, что ближе всех, — Эмми — и прижимает к себе. Она визжит. Рядом со мной встает Рен, на лице у него плохо скрываемая ярость.

— За эту мне в Белладоме хорошо заплатят. По второму разу, — говорит Дэррелл.

— Отпусти ее, — говорю я.

И тут кровь бросается мне в голову — он достает из кармана нож и приставляет острие к горлу Эмми.

— Ага, — отвечает он. — Еще чего.

— Энселя больше нет, — говорю я. — Больше ее у тебя никто не купит. Отпусти!

Он смеется, и смех его отдается у меня в голове.

— Да я рабов возил еще раньше, чем пошел к Барнабасу. Энсель не один такой — крепкие молодые рабыни везде нужны.

Рен вытаскивает из ножен меч. Девочки плачут в кустах у дороги. Глаза мне застилает красная пелена. Я не позволю Дэрреллу ничего сделать с Эмми. Я рычу.

— Не тронь меня. Не то она умрет.

Я замираю в нерешительности. Если я ударю, Эмми будет мертва прежде, чем я успею ему помешать. Глаза у меня горят, но пошевелиться я не могу. Дэррелл спиной вперед отступает в заросли, которыми покрыты горы.

— Ким, надо вернуть Эмми! — хрипло говорит Грета. Девочки окружают нас, просят о чем-то, плачут. — Я же ей обещала! Обещала!

Лицо у нее кривится, и несколько слезинок сбегают по щекам, оставляя неровные дорожки.

— Я за ним, — говорит Рен, но я хватаю его за руку.

— Нет, — говорю я.

Он потрясенно смотрит на меня:

— То есть как — нет? Что, пусть тащит ее обратно в Белладому?