Владислав Крапивин - Топот шахматных лошадок

— Ребята, скорее! Там двое подрались!..

И бросился бежать, на ходу поймал слетевшую шапку.

Вашек рванул сразу. Сёга — тоже, со сжатыми в кулаках лошадками (на колючих локтях запрыгали солнечные зайчики). Оба, видимо, не сомневались, что Белка кинется следом. Она и кинулась!..

Вместе с Птахой они примчались на тесную площадь среди кирпичных торцов и выступов — ту, над которой вчера летали самолетики. Там уже толпились ребята — с десяток мальчишек и девочек разного возраста, обступили подравшихся. Белке на бегу почему-то пришло в голову, что драчунами окажутся Чебурек и мальчик во «флотском» костюме (оттого, что очень уж непохожие). Но она угадала лишь наполовину. Один из тех, кого только что оттащили друг от друга, был и правда знакомый — с якорями. Локоны его были встрепаны, щеку украшала царапина-зигзаг. Он дышал, как после отчаянного бега. Его держали за плечи высокая кудрявая девочка и Чебурек.

Второй «боец» был Белке незнаком. Да и все остальные, кажется, видели его впервые. Удерживали этого мальчишку несколько человек, и никто не называл его по имени, тогда, как мальчику с якорями говорили «Юрчик»: «Юрчик, перестань! Ну, чего ты! Юрчик, он же не хотел!..»

— Да?! Не хотел?! — взвинтился вдруг Чебурек (но все же не отпустил Юрчика). — Мы ему говорим: «Сейчас поднимем резинку, проходи», а он дёрг ее ногой изо всех сил! И напролом. И Юрчика локтем в поддых! А потом своим лаптём на самолетик… Вот он, у Птахи…

Владик Пташкин покачивал у груди сломанный аэропланчик. Сдвинул на затылок шапку, глянул круглыми коричневыми глазами на всех, на схваченного мальчишку.

— Он просто дикий. Вы его не бейте…

— Да мы его ни одним пальчиком! — возмутились те, кто удерживал пленника. — Просто не пускаем, чтобы не психовал…

— Кто дикий! Кто психовал! Сами!.. Ну, шел, наступил нечаянно, а этот шизик… — мальчишка дернул подбородком в сторону Юрчика. Был он выше и явно старше, чем Юрчик, в таких же, как у Вашека «военно-патриотических штанах», в мятой рубахе немыслимых расцветок», стриженный «дикобразом», с плаксивым и разозленным лицом. Скорее всего, младший «подголосок» чьей-то крутой компании. — Я его чуть-чуть, а он!.. Пацанов с Кандеевки приведу, вашей шараге будут полные кранты!

— Да уж! — откликнулся Вашек (и на этот раз в слове «да» не было мягкой растянутости, скорее так: «Т-та уж»). — Веди давай. Мы их тут ох как испугались…

Два мальчика — один ростом с Вашека, другой поменьше — развернули пленника и подтолкнули в спину:

— Гуляй, «кандеевский», не топчи тут больше.

И… «кандеевский», съежив плечи, пошел. Все молча смотрели ему вслед. И растрепанный Юрчик смотрел — он уже обмяк и дышал без прежней запальчивости. И Белка смотрела. И… шевелилось в ней ощущение, что так нельзя. Надо что-то сделать, иначе день поскучнеет и сказка здешних мест съежится, превратится в пыльную обыкновенность.

Сделали Сёга и Чебурек. Сёга подскочил к Чебуреку, что-то прошептал, а тот осторожно взял у стоявшей рядом рыжей девочки самолетик (она не спорила). Вдвоем они догнали «кандеевского». Сёга молча встал перед ним — расставил прямые ноги и склонил набок белую голову. А Чебурек протянул мальчишке самолетик:

— На… Может, научишься запускать.

Мальчишка (видимо от растерянности) взял. Оглянулся на ребят. Рот его был криво приоткрыт.

— Только не ломай, если тебе его не надо. Просто отпусти, — попросил Юрчик уже миролюбиво и звонко. Он гладил пальцем царапину.

Сидевший на корточках Птаха так же звонко объяснил:

— Они к середине лета в стрекоз превращаются. Зачем стрекоза-калека?..

Лицо «кандеевского» перекосилось. Он изо всех сил махнул рукой с аэропланчиком. Непонятно: то ли хотел отшвырнуть его, то ли запустить в высоту. И быстро пошел к проходу между кирпичными стенами, локти и лопатки его под пестрой рубахой яростно дергались.

Самолетик взмыл, сделал круг, опередил мальчишку и ткнулся ему в плечо. Тот — возможно опять от неожиданности — поймал его и… больше не отбрасывал. Так и ушел с похожим на стрекозу аэропланчиком в руках.

— Вроде клюнуло… — полувопросительно сказала кудрявая девочка, которая недавно сдерживала Юрчика. Теперь она ему терла листом подорожника царапину.

Чебурек взял у Птахи сломанный самолетик.

— Мы починим…

И сразу компания рассеялась. Девочки отбежали и стали прыгать через скакалки, мальчишки умчались — кто за своими самолетиками, кто за мячом. Птаха незаметно исчез (вот способность!).

— Пошли гулять! — тонко воскликнул Сёга и… вдруг прошелся колесом да так лихо, что светлые, как оструганное дерево, руки-ноги размазались в воздухе. Потом вскочил, начал щупать карманы: там ли лошадки?

— Акробат, — сказал Вашек и неловко глянул на Белку. — Может, правда, пройдемся?

— Конечно! — обрадовалась она!

Пошли по знакомому ( казалось бы , знакомому!) проходу среди тесных высоких стен. Здесь пахло теперь прохладными кирпичами и, как прежде, скошенной травой. Белка была уверена, что они окажутся на Треугольной площади, но проход привел их почему-то в короткий переулок, где стояли дома старинного и таинственного вида. Они похожи были на кирпичные костелы без башен — с высокими стрельчатыми окнами на первых этажах и круглыми окошками с узорчатыми переплетами на вторых и третьих. У стен доцветала густая сирень. Среди сиреневых гроздьев были видны бронзовые бюсты бородатых и волосатых людей со строгими лицами — наверно, ученых. А еще из кустов торчало гранитное крыльцо, над которым была приоткрыта дверь с полукруглым верхом.

Из двери грациозно вышла черная кошка Луиза.

Белка обрадовалась и хотела сказать «кыс-кыс», но за кошкой сошел с крыльца низенький круглый дядя с обширной лысиной и похожим на крупный пирожок носом. В клетчатых брюках и старомодном парусиновом пиджаке. На «пирожке» сидели очки-иллюминаторы (гораздо крупнее, чем у Белки). Дядя укоризненно говорил вслед Луизе:

— Я, сударыня, ценю ваш интеллект и оригинальность вашего мировосприятия, но вынужден заметить, что ваше поведение в бытовых условиях последнее время мне представляется неадекватным. Способность преодолевать аномальные континуумы не дает вам права похищать со стола мои сосиски и при этом делать вид, что…

Луиза пренебрежительно дергала кончиком хвоста.

— Здрасте, Валерий Эдуардович! — жизнерадостно приветствовал Вашек круглого дядю. Тот обернулся, вздернул очки (а Луиза проследовала дальше).

— О! Мое почтение, молодые люди! Надеюсь, вы завтракали? А я, увы, нет, поскольку эта безответственная особа лишила меня такой возможности. Не понимаю, как при ее врожденной интеллигентности, она отважилась на столь безнравственный поступок. Не уверен, что наши с ней отношения останутся на прежнем уровне… А теперь я вынужден идти искать пропитание в кафе «Гиацинт», где пахнет не гиацинтами, а старыми мочалками…