Владислав Крапивин - Топот шахматных лошадок

— Не надо пополам… — он схватил у Белки гривенник, отбежал к прилавку, вернулся опять. Забрал у Белки чехол, положил его на стол, а сам сел сбоку от Белки — не за столом а в сторонке. И вазу с мороженым держал перед собой как кубок.

— Налегай, — велел он и ложечкой отправил в рот целый «сугроб».

Белке что делать-то? Она — тоже. Мороженое пахло ванилью. Рытвин смотрел на Белку из-за белой горки и улыбался. Рядом с мороженым загорелое лицо Кости казалось особенно смуглым. Он сказал:

— Я знаю, о чем ты подумала. «Сын такого папочки не наскреб дести копеек!»

— Ничего подобного! — старательно возмутилась Белка, потому что подумалось ей именно это. И тут же решила, что время перейти в атаку.

— Если честно, то я как раз подумала про твоего… папочку. Только по другой причине. Ты знаешь больницу скорой помощи? Ту, что на Фрунзенской?

— Конечно, знаю! Я там в ожоговом центре лежал, пока не переправили в частную клинику. После… ну, после одного дела.

Надо было бы спросить: «Что за дело?» Но Белка сурово сказала:

— Зато не знаешь, наверно, что твой отец задумал эту больницу пустить по ветру и устроить в ней отель международного класса… Или знаешь?

Костя не удивился, не возмутился, Просто качнул головой:

— Не, я не знал… Думаешь, отец со мной советуется? У него хватает референтов…

— А ты представляешь, какой это будет разгром? Там сложившийся коллектив врачей, там громадный опыт работы, традиции… — Белка говорила это и будто видела перед собой лица Вашека и Сёги. Она по сути повторяла то, что сказал накануне Вашек. — Там налаженная система. Там лучший в области ожоговый центр… в котором ты и лежал… Костик, скажи отцу, а?

Как это у нее вырвалось — «Костик»? И такое вот жалобное «а»…

Костя опять не удивился. Только стал чуть печальнее. Отправил в рот новую порцию.

— Ты думаешь, он послушает?.. Белка, у него свои эти… принципиальные установки. Один раз я спросил: «Зачем ты так?» Он говорит: «Как так?» — «Ну, — говорю, — ты как ледокол. Прешь через торосы, никого не замечая вокруг». А он: «Я замечаю. Только не могу всех жалеть. Пру потому, что у меня такая жизненная функция. Быть ледоколом лучше, чем болтаться дырявой лодкой в гнилом пруду. Ты не согласен?» Я сказал, что можно не дырявой и не в пруду. А он: «Это не для меня…»

Такой разговор случился, в феврале, незадолго до похищения. Вечером Костя валялся на диване, вертел в руках замызганного тряпичного повара Пантелея. (Это был давний, с младенческой поры, любимец. Не простой повар, а морской, то есть кок — под грязно-белой курткой виднелась тельняшка. Похожий на гриб поварский колпак, из-под которого торчали рыжие космы, украшал синий якорь. На круглой рожице Пантелея можно было заметить склонность к философским суждениям.) Отец вошел, как всегда, без стука. Встал над диваном — тяжелый, широкий, загородивший свет торшера.

— Я смотрю, ты опять бездельничаешь…

— Да, — сказал Костя.

— Репетиторша по английскому жаловалась: ты не делаешь задания.

— Да, — сказал Костя.

— Она тратит на тебя силы, пытается вдолбить в тебя знания…

— Ничего она не пытается, — сказал Костя, подбросив и поймав Пантелея. — Она дура. И нужны ей не мои знания, а твои деньги. Потому и жалуется. Чтобы показать старание.

— Давай наймем другого репетитора.

— Зачем?

Костя почуял, как отец начал сдержанно закипать.

— Что значит «зачем»? Без английского ты никуда!

— А куда «никуда»? — спросил Костя, а Пантелею мысленно сказал: «Ты у меня самый хороший».

— «Никуда» — значит ни в какое дело, — терпеливо разъяснил Андрей Андреевич Рытвин, главный акционер, генеральный директор, председатель всяческих советов и прочая, прочая.

— А в какое дело? Как у тебя? — простодушно спросил Рытвин-младший.

— Оно тебе чем-то не нравится?

— Я не понимаю — зачем?

— Что «зачем»? Зачем я не сплю ночами, рискую головой, воюю с дураками, перекраиваю экономику области?

— Ну да… Только ты не перекраиваешь, а накапливаешь капиталы. Сам говорил.

— А это по-твоему не цель?

Тогда-то и состоялся разговор о ледоколе, про который Костя сказал Белке. (И она не знала, как царапнулись у него в горле слезинки, он сглотнул их вместе с мороженым).

Отец постарался перейти на философский тон:

— Дорогой мой, каждому в мире отпущена своя доля. И если мне написано судьбой быть не шаландой, а большим кораблем, то я обязан им быть.

— И грузишь, грузишь трюмы. А зачем? У тебя ведь и так все есть. Оставил бы что-нибудь и другим…

— А я и оставляю! — рявкнул отец. — Многим! В том числе и тебе! Чтобы ты не знал нужды, не пресмыкался перед всякой сволочью, а стал в жизни хозяином!

— Хозяином станет Шурик, — вспомнил Костя старшего брата. — У него все данные…

— И ты сможешь, если захочешь!

— А зачем? — Он сказал это спокойно. Отец же решил, что сын издевается.

— Если ты еще раз скажешь это дурацкое слово, я дух из тебя вышибу!

— Ладно, — покладисто отозвался Костя. — Но я все же скажу еще раз. Зачем прогнал Вадима?

— Вот оно что! Будешь указывать, каких я должен тебе выбирать охранников?

— Он был не охранник, он мой друг.

— Знаем мы таких друзей! Сперва ходит, как ласковый кот вокруг сала, а потом потащит к себе в постель. Слышал небось про таких… «любителей мальчиков». Не грудное дитя ведь…

— Слышал. Вадим не такой… — мысленно сжав кулаки, выговорил Костя. — У него, между прочим, жена и дочка.

— Да хоть сто дочек!.. Видел я, как он гладил тебя то про головке, то по плечику.

— Он не гладил меня ни разу в жизни ! Он только говорил со мной… по-человечески…

— Ну да, и это тоже. Знаю, сообщали. Беседы на тему, что не в богатстве счастье.

— А оно в богатстве?

— А это не тебе судить! Подрасти сперва, хлебни с моё, а потом решай!

— Не буду я хлебать… твое. Нет аппетита, — полушепотом сказал Костя (защекотало в горле). И посадил Пантелея верхом на колено.

— Слушай, ты!.. — взревел папа Рытвин. — Думаешь, можно плевать отцу в рожу?! Сопляк! Я тебя взгрею так, что не сядешь целый месяц!

Костя пересадил Пантелея с колена на грудь и пообещал:

— Я не сяду, а ты сядешь. Надолго. За насилие.

— Чего-о? — От неожиданности Рытвин-старщий запел петухом. Подбоченился, нагнулся над диваном: — Станешь жаловаться на меня ? Дурачок ты мой ненаглядный! Неужели ты не знаешь, что я при таком деле куплю всех экспертов и адвокатов, и ты поедешь в дальнюю клинику для детей-психопатов. И там с тебя будут снимать стружку, пока не вытешут какого надо!

Костя на груди под Пантелеем быстро тронул крохотный шарик на шнурке. Потом сел, уперся локтями в диванный валик.

— Папа…

— Что? — растерянно сказал Рытвин-старший, услышав непонятное изменение в тоне сына.