Дмитрий ЕМЕЦ - КОРОЛЕВА МУТАНТИКОВ

– Это мои гости. Приплыли к нам по реке, – представил незнакомцев Филин.

Ястреб кивнул и стал накладывать на рану повязку из лечебной травы.

– Я видел мутантика такого вида, – сказал он. – Незадолго до нападения терзунов к нам пришла девушка с мерцающим носом.

– Это была моя дочь! – вскричал Пупырь, бросаясь к нему. – О Трюшенька моя! Умоляю вас, скажите, где она? Не пострадала?

Ястреб, избегая глядеть на него, грустно ответил:

– Она отправилась к терзунам, чтобы спасти Осу. Никто из нас не смог протиснуться в узкий подземный ход. Ваша дочь очень храбрая, надеюсь, с ней ничего не случится.

Узнав, что Трюша находится в подземных лабиринтах, где на каждом шагу ее подстерегают монстры и ловушки, папа-мутантик ни секунды не смог усидеть на месте и помчался на берег. Его сопровождали лобастики, Бормоглотик, Ястреб с перевязанным плечом и Главный Филин.

Судьба, сведя Пупыря, мутантика с двумя пупками и Трюшу так близко, наконец смилостивилась и не стала больше испытывать их чувства.

Разыскивая, где можно спуститься под землю, Пупырь подошел к старой шахте и остановился у запертой на засов железной двери. Почти сразу дверь стала сотрясаться от ударов, и они услышали приглушенный крик: «Помогите!» Не раздумывая, шерстюш отодвинул засов, рванул ручку, и к нему в объятия упала его родная и горячо любимая дочь.

На радостях, что Трюша и Оса спасены, а терзунам придется долго восстанавливать обрушившиеся ходы и они забудут о нападениях, крыланы пригласили всех гостей на роскошный ужин, который должен был состояться вечером на мосту через реку. По замыслу Главного Филина, ужин должен был символизировать укрепляющуюся дружбу между двумя соседствующими народами.

– Обещаю вам, друзья, – старый крылан приложил ладонь к груди и возвысил голос, – если вам будут угрожать карлики, мы с моими воинами поспешим на помощь, засыплем их стрелами и заставим отступить в реактор. А если на нас нападут терзуны…

– Мы устроим им колотилки-молотилки! – пообещал Хорошист и поднял бокал с жигулевским пивом, в которое для пенистости добавили стирального порошка.

– Да здравствует союз двух могучих народов! Народа лесного и народа воздушного! – вскричал Отелло и, расчувствовавшись после пива с порошком, трижды поцеловался с Филином. Все прокричали «ура!».

Главный крылан вытер тыльной стороной руки усы и крякнул.

– В этом мире много зла и жестокости, и победить их можно только всем вместе, – решительно сказал он и начал произносить тост, затянувшийся на четверть часа.

Пупырь пошевелил губами, раздумывая, какое мудрое изречение ему произнести, но никакой подходящей цитаты не вспомнил и ограничился тем, что важно добавил:

– Полностью с вами согласен, коллега. С философской точки зрения, разумеется.

– Да здравствуют веселюшки и плясалки! – закричал Хорошист и, не удержавшись, пустился в пляс с хорошенькой юной крыланкой, которая, танцуя, не касалась ногами земли, такая она была легкая и воздушная.

– Я предпочитаю женщин поощутимее. «Умри, несчастная!» – как говорил Вильям Шекспир, – пробурчал Отелло и опрокинул себе в глотку большую кружку пива.

Он был большой чревоугодник и, отличаясь в этом от своего брата, предпочитал дамам вкусную еду.

А Трюша весь вечер танцевала с Бормоглотиком, хотя ее наперебой приглашали молодые крыланы с завитыми усами и надушенными бородками.

Ночевать гости остались у крыланов. Нужно сказать, кровати у летающих мутантиков были неудобными, жесткими и без подушек, а все потому, что летающие мутантики, опасаясь помять крылья, спали только на животах.

– Никогда не думал, что с ними может быть столько неудобств, – проворчал Отелло, который за ужином переел и по этой причине не мог лежать на животе.

– Неудобства, конечно, есть, но зато сколько преимуществ, – возразил Бормоглотик. – Например, можно сидеть с возлюбленной на скале и обнимать ее крыльями, или летать вдвоем, паря у самых звезд, или взмывать высоко над лесом…

– Без болталок, пожалуйста! Если хочешь, можешь устроить шепталки, но тихие, чтобы я мог подзаняться храпелками! – прервал кошачьего мутантика Хорошист, прерывая его разыгравшееся воображение.

Влюбленные засмеялись и стали говорить тише, воркуя как голубки, а лобастики отвернулись от них и заснули.

Пупырь подошел к Трюше и Бормоглотику, долго смотрел на них, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь что-то сказать. Его переполняли чувства, которым не было названия на языке философии, и поэтому он мог с трудом их выразить.

– Ну, это того… Как вы? Мумуня волнуется. Надо бы ее… того… как-нибудь успокоить, – произнес наконец Пупырь.

Но это была лишь часть того, о чем он хотел им сообщить. Ведь так трудно иногда просто сказать: «Я вас люблю!»

Утром путешественники попрощались с крыланами и отправились в обратный путь.

В тронном зале на страже стояли знакомые нам карлики Чпок, Кука, Жлоб, Цыкающий Зуб и Оболдуй. Их товарищи отправились покорять Странный лес, а этих оставили охранять Магический Кристалл, чем они были очень довольны. Ведь куда приятнее находиться в тронном зале рядом с самой королевой, чем таскаться по болотам и зарослям, изгоняя оттуда шерстюш и лобастиков.

Пока Рыжая Карла была в тронном зале и проводила военный совет с Пупом и Требухой, охранникам приходилось помалкивать и по приказу Пупа зажимать уши пальцами, чтобы случайно не подслушать какой-нибудь секрет государственной важности.

Но сейчас, кроме охранников и любимой собаки королевы Нерпы, которая спала под троном, в зале никого не было. Карла с Пупом и Требухой поднялись на крышу реактора, чтобы оттуда наблюдать за покорением Странного леса и с помощью сигнальных дымов управлять войсками.

– Фефото мне фрать фофется! – пожаловался Цыкающий Зуб.

– Фрать – это в каком смысле? Драть? Брать? Врать? – спросил любопытный Кука.

– В смысле жрать, – перевел Оболдуй. – Цыкающий Зуб говорит, что, если ты сейчас же не сбегаешь на кухню и не принесешь чего-нибудь вкусненького, он треснет тебя палицей по лбу.

Оболдуй был хитрый карлик, если ему чего-нибудь хотелось, он никогда не говорил это прямо, а сваливал на кого-нибудь. К примеру, если ему хотелось выпить, он шел на кухню и говорил, что Требуха умирает у него на руках и просит стаканчик ртути. А через полчаса толстуха, живая и цветущая, проходила мимо кухни, отвешивая пинки поварятам, и трудно было поверить, что она при смерти. Случалось, за такие штучки Оболдуя поколачивали, но чаще проделки сходили ему с рук.