Надежда Надеждина - Не уходи, Аук! [Лесные сказки]

Перелетая с этажа на этаж, Тьо и сам убедился, что главные события жизни здешнего Лесного Народа происходят не на земле, а между землей и небом.

Все живое стремилось вырваться к свету. И лестницей, по которой можно было подняться вверх, местом охоты, отдыха, встреч, игр, драк стали стволы и ветки деревьев.

Впервые в жизни соловей пролетал под цветком. Над его головой свешивались с ветки серебристые корни желтой орхидеи. Не касаясь земли, висячие корни ловили в воздухе дождевую влагу.

Стволы облепляли папоротники и светящиеся грибы.

Веслоногие лягушки метали икру на широких и влажных листьях.

Щетинистая крыса пробиралась по толстой ветке, как по охотничьей тропе.

Этажи, этажи, этажи…

На одном дремала зеленая змея. На другом пучеглазый хамелеон ловил насекомых, выбрасывая длинный, с присоской язык.

Самым шумным оказался обезьяний этаж. Гримасы, которые корчили гверецы, маленькие обезьянки с длинными белыми волосами на хвостах, напугали Тьо.

Но попугай сказал, что с гверецами и мартышками можно ужиться. Гораздо хуже лемуры, чьи огромные глаза светятся в темноте. Это лесные грабители. Ночью они крадут яйца из птичьих гнезд.

Наконец путешественники долетели то ли до девятого — соловей сбился в счете, — то ли до десятого этажа. Здесь, по словам попугая, их ждало «высшее общество»: множество нарядных синих, красных, зеленых, оранжевых птиц.

Они криками приветствовали гостя. Хохлатый турако долго стучал по суку клювом, чтоб установить тишину.

Какая-то ярко-оранжевая птица спросила у соловья:

— Почему вы так бедно одеты? Вам плохо жилось?

— Ничуть! — ответил Тьо. — Просто в наших лесах достаточно светло, нам не нужно одеваться ярко.

Потом слово взял Жако-отец. Он хотел узнать, в чем секрет соловьиного пения и не возьмется ли Тьо обучить его сына своему искусству.

— Нет! — покачал головой Тьо. — Попугай не сможет петь по-соловьиному, у него слишком толстый язык. А секретов у нас никаких нет. Наши соседи соловьи стали петь лучше, слушая моего отца, в песне которого было десять строф.

— Десять строф? — удивился турако. — Но нельзя же так долго слушать. Спойте нам что-нибудь покороче.

— Я не смогу, — потупился соловей.

— Что значит «не смогу»? Не хотите?

— Не смогу. Перелетная птица может по-настоящему петь только у себя на родине. Там, дома, с песни начинается семья.

— Но нам обещали концерт, — проворковал зеленый голубь, — что же, нас обманули?

И тут все зеленые, синие, оранжевые закричали наперебой:

— Кто сказал, что этот замухрышка — маэстро?

— Он самозванец! Он вовсе не соловей!

И перепуганный Тьо поспешил улететь.

Тьо считал, что после скандала никто из «высшего общества» не станет с ним знаться. Однако его навестил Жако-отец.

Попугай спросил: сколько лун видел Тьо по пути в Африку?

— Три полных луны, — вспомнил соловей.

— Три полных луны сюда и две обратно. Обратно летят скорей. Пять лун на дорогу. Так стоит ли лететь? Сколько вас погибает во время перелета? И какие муки в дороге! Ведь это ужасно — мозоли под крыльями… Да ты все знаешь сам.

— Знаю! — чуть слышно откликнулся соловей.

— Так вот. Забудь лес, который только четыре луны может тебя прокормить. Оставайся у нас. Ты будешь всегда сыт. Чего тебе еще надо?

— Я хочу спеть свою песню, — сказал Тьо.

— Споешь. Я этим займусь. Мы прославимся вместе. Я уже придумал программу концерта «Тайна весенней ночи». Исполняет восточный соловей по прозвищу «Серебряное горлышко». Тебя признают лучшим певцом мира пернатых. Райская птица подарит тебе перо из своего хвоста. Согласен?

— Нет, мы, соловьи, поем под звездами, охотимся в траве, гнезда вьем на земле. В вашем лесу деревья закрывают небо, травы нет, и земля у вас другого цвета — красноватая, не наша земля. На чужбине я свою песню не спою!

— Ну и дурень! — рассердился старый попугай.

Он прибавил и другие обидные для соловья слова на двенадцати языках и улетая, крикнул:

— Еще неизвестно, умеешь ли ты вообще петь!

Эти слова ранили соловья в самое сердце. Неужели он обманывает себя и других? Самое ужасное, что Тьо не мог вспомнить ни одной строфы из песни отца.

Он поселился у озера. Жил одиноко, тихо. И вдруг на него напала тревога. Будто кто-то его зовет.

Однажды, проснувшись на рассвете, Тьо понял, почему его крылья неудержимо просятся в небо. В нем пробудилась песня. Она и была тем невидимым сигналом, о котором на прощание ему говорил Аук. Песня звала домой.

Она звала не только Тьо. К нему прилетели Юи и Фиид. Они разыскали старшего брата, чтобы вместе с ним повторить: — Пора!

Старый попугай был прав: Обратно летят скорей, ведь это дорога домой. Но все равно приходилось делать остановки, чтоб запастись «горючим», как советовал Аук.

В долине Нила молодые соловьи встретились с отцом. В часы отдыха они прислушивались к его голосу и сами пробовали напевать.

Но когда взошла полная луна, не стало слышно Фиида. То ли отстал, то ли попался в когти хищнику.

Порой и Тьо так уставал, что опустил бы крылья, если бы в нем все настойчивей не звучала песня. Противиться ее зову он не мог.

Кто показывает перелетным птицам дорогу ночью? Эту загадку люди пока еще не в силах разгадать.

Самой страшной была ночь, когда буря застигла соловьев над морем. Птиц сносило. Ветер пригибал их все ниже и ниже к бушующей, белой от пены воде.

Все вокруг бурлило и клокотало. Перья намокли, крылья ослабели. И негде было приземлиться, чтоб передохнуть.

И вдруг погибающим птицам почудилось, что навстречу им движется лес. Плывут стоймя по волнам высокие деревья с распростертыми голыми ветвями без листвы.

Это приближался парусник. Соловьи приняли за деревья корабельные мачты, с которых были спущены паруса.

— Летите к деревьям! Лес нас спасет! — крикнул отец-соловей.

Сам он не долетел, его сшибла высокая волна.

Юи и Тьо отчаянным рывком перемахнули через борт и упали на палубу.

Забившись в темный угол, они слышали громкие голоса людей, но бушующее море было страшней человека.

К утру буря утихла. Соловьи взлетели на рею, чтоб обсушить на солнышке перья.

— Теперь ты старший, — сказал Юи брату. — Отцовское место в лесу будет твоим. А я поселюсь где-нибудь неподалеку.

— Может, не моим, а твоим, — возразил Тьо. — Еще неизвестно, кто из нас долетит.