Народные сказки - Польские народные легенды и сказки

Как-то ранней весной отец и сын поехали пахать участок поля, которое находилось среди леса. Каждый привел своего вола, и они запрягли обоих вместе, чтобы работа лучше спорилась. В полдень отец с сыном пошли домой обедать, а волов оставили в лесу. Привязали их к елям, подбросили каждому по охапке сена. И надо же беде случиться: рыскал в том лесу волк и учуял свежину. Вцепился он одному волу в горло, загрыз его, потом и другого сожрал всего, до косточек.

Воротились мужики после обеда, смотрят — нет на месте их волов. Искали, искали — и что же нашли? В одном месте — полхвоста, в другом — голова, в третьем — копыта да кучка требухи. Тут догадались они, что это волчья работа. Выследили разбойника и накрыли его в чаще, он до того нажрался, что с места двинуться не мог. Одолели его мужики без труда и стали советоваться, какую бы ему придумать кару посуровее. Отец сказал, что лучше всего зажать волку хвост в тяжелой расщепленной колоде и уморить его голодом. Но сыну казалось, что и этого мало.

— А знаешь что, отец? — сказал он вдруг. — Давай ничего ему не сделаем, только женим! Вот это будет пострашнее самой жестокой казни!

Одна баба била своего мужа, и он ничего не мог с ней поделать; приходилось выполнять все, что ей ни взбредет в голову. Однажды на пасху она велит ему свезти на ярмарку трех баранов, купить за них всего к празднику, а самих-то баранов обратно привезти. И еще наказала узнать, о чем судачат на ярмарке.

Хлоп, который бабы очень боялся, не стал перечить, хотя знал, что ему ничего не удастся сделать: как можно за баранов все купить и обратно их домой привезти? А не перечил он потому, что иначе баба его бы побила.

Вот едет он и голову ломает — как выполнить волю своенравной бабы? Уж очень он боялся взбучки от нее. А как добрался до города, совсем опешил — стоит дурак дураком, не знает, что предпринять. Вдруг подходит к нему какой-то горожанин и спрашивает, чего он нос повесил. Хлоп сперва не хотел говорить, что у него такая баба, но горожанин продолжал выспрашивать. И вот хлоп рассказал ему про свое горе: о том, что баба наказала всего привезти, а он-де не знает, как поступить.

— Э-э, не горюй, дружище, я тебе помогу, — сказал горожанин.

Велел он хлопу везти баранов в лавку, там остриг их и вернул обратно, а за шерсть дал мужику все, что баба наказала купить.

Обрадовался мужик, что теперь баба не отдубасит его, когда он домой вернется, и собрался было в обратный путь, да вдруг припомнил, что ему надо узнать еще, о чем на ярмарке судачат.

Нашел он того горожанина-лавочника и спрашивает у него, как быть.

— И ты не знаешь, что ответить своей бабе, когда она спросит, о чем судачат на ярмарке?

— Да ведь как же! Моя баба умная и сразу догадается, если я ей навру, — ответил хлоп.

— Если она тебя спросит, — говорит горожанин, — так ты ей скажи: судачили, мол, о том, что если баба бьет своего хлопа, то у нее будет еще большая власть над ним, стоит ей только засунуть голову себе под колено.

Обрадовался хлоп, что исполнит он все наказы своей бабы и та его не побьет.

Приехал он домой и отдал бабе покупки. Снимает баранов с телеги, а она спрашивает:

— А о чем на ярмарке судачили?

— Да вот сказывали, что если которая баба бьет своего хлопа, то у нее будет еще большая власть над ним, стоит ей только засунуть голову себе под колено.

Обрадовалась баба, что еще сильнее теперь будет, пошла в сарай, села в закроме и давай засовывать голову себе под колено. И так и этак — ничего не получается. Но наконец удалось ей как-то закинуть ногу на шею, и голова оказалась под коленом. И тут хлоп как начнет стегать ее веревкой, а она голову вынуть не может. Поняла баба, что обвели ее вокруг пальца. А хлоп знай стегает да стегает. Только когда отходил как следует, высвободил ей голову из-под колена.

С тех пор баба уже его больше не била.

Одному хлопу гадалка предсказала, что он умрет, стоит ему трижды испустить дурной дух. Затужил хлоп, думает: «Я уж так привык к этому, как же тут удержаться!»

Наконец решил, что работать ничего не будет, — может, тогда и обойдется.

В это время как раз нужно было молоть зерно, но побоялся хлоп, что, если будет сам молоть, испустит дух. Вот он и думает: «Свезу на мельницу, и дело с концом».

Но и на мельницу ехать страшно: придется зерно подносить, тяжесть поднимать — так и до греха недолго. Помрешь — и мука не нужна будет. А работника, на ту беду, нет. Выходит — нужно ехать. Да и жена просит: поезжай, мол, но остерегайся, понемногу зерно носи, так, может, и смелешь.

Как пристала к нему баба, сама лошадей запрягла, сама нагрузила на телегу мешки и кадки с зерном, — оставалось садиться и ехать. Поехал хлоп. Вдруг на дороге — канава. Как тряхнуло телегу, так и не смог он удержаться — первый раз испустил дух. Чуть не заплакал хлоп, лишь тем себя утешил, что теперь будет еще осторожнее, а как привезет муку домой, так и вовсе делать ничего не станет — ляжет и будет есть.

Приехал он на мельницу, заплатил мельнику за работу, а сам только наблюдает, чтоб помол был хороший да чтоб зерно не украли. Смолол мельник зерно, сложил все на телегу, хлоп сел и поехал обратно.

Кони бежали резво. Подъехал хлоп снова к канаве, а сам все думает, как бы сдержаться. Но не тут-то было: колеса в канаву, а он — тр-рах! — и второй раз испустил дух. Снова чуть не заплакал с досады, да потом решил, что все равно — делать нечего.

— Теперь уж не вернешь! — утешал себя бедняга.

Двинулся снова в путь, а сам только думает, как бы третий раз сдержаться, чтобы хоть домой вернуться да муку-то съесть, а там будь что будет.

Да где там! Подъехал он к пастбищу. Дорога в гору, грязь, — коням тяжело, а он слезать не хочет, боится, чтоб в третий раз беды с ним не случилось. Но вытянули кони, остановились. Хлоп как стеганет по ним кнутом, да тут и в третий раз из него дух вон.

Заголосил мужик:

— Ой, смерть моя пришла! — А потом думает: «Зачем я муку домой повезу, если мне ее есть не придется, все равно умру? Из-за жены помираю, это она меня на мельницу прогнала. А раз мне есть не придется, пусть и ей не достанется, раз уж она такая умная!»

И начал сбрасывать мешки и кадки на землю, потом лег возле мешков и лежит. Помирает.

А тут неподалеку свиньи паслись, подобрались к мешкам, давай рвать их да муку уписывать. А хлоп лежит и стонет жалобно, хотя у него ничего не болит, да на свиней покрикивает:

— Был бы я живой сейчас, я бы вам показал! «У-у — волки идут!»

А свиньи и ухом не ведут — знай уплетают.