Иоганн Музеус - Сказки и легенды

Оба рыцаря внимательно выслушали слова пастуха и подумали, что в них заключена глубокая мудрость.

— Ты правильно рассудил, — сказали они, — разве это губительное яблоко не возбудило уже наш гнев и не вызвало вражды между нами? Разве мы не приготовились биться за обманчивый дар гордой девы, ненавидящей нас? Не она ли поставила нас во главе войска, готовя нам погибель? А когда это не удалось, то вложила в наши руки меч раздора? Мы отказываемся от коварного подарка, и пусть никому из нас не принадлежит это яблоко. Возьми его себе в награду за справедливое решение. Судье подобает вкушать плоды, а тяжущимся лишь кожуру от них.

После этого рыцари отправились каждый своей дорогой, а пастух, с присущим судьям спокойствием, съел objectum litis [88] Предмет спора ( лат .). .

Двусмысленный дар герцогини привел их в раздражение, а когда по возвращении домой они убедились, что уже нельзя, как прежде, притеснять своих ленников и подданных и придется подчиниться законам, которые издала Либуша для охраны общей безопасности в стране, недовольство их увеличилось еще больше. Они вступили друг с другом в союз и стали вербовать себе сторонников. К ним присоединилось много недовольных, которых они разослали по округам, чтобы всячески позорить и поносить бабье правление.

— Какой стыд, — говорили они, — мы подчиняемся женщине, пожинающей лавры наших побед, чтобы украсить ими свою прялку. Хозяином в доме надлежит быть мужчине, а не женщине, и это его исконное право; таков обычай у всех народов. Что войско без герцога, гордо выступающего впереди своих воинов, как не беспомощное туловище без головы? Пусть правит нами герцог, ему и покоримся.

Эти речи не остались неизвестными бдительной Либуше. Она прекрасно понимала, откуда дует ветер и что обещает его веяние. Она пригласила выборных делегатов и выступила перед ними с блеском и достоинством земной богини. Слова текли из ее девичьих уст, будто сладкий мед.

— В стране ходят толки, — обратилась она к собранию, — что вы хотите герцога, который выступал бы впереди вас в походе, и что вы считаете бесславным подчиняться мне, женщине. Не вы ли свободно и без принуждения выбрали не мужа из своей среды, а дочь народа и облачили в пурпур, чтобы она управляла вами по нравам и обычаям страны. Кто обвинит меня хотя бы в одной ошибке, допущенной в правлении, тот пусть открыто выступит против меня. Не управляла ли я вами разумно и справедливо, по примеру отца моего, мудрого Крока? Не я ли выравнивала кривые дороги, скапывая холмы и засыпая рытвины; не я ли охраняла ваши посевы и оберегала ваши сады, защищала стада от волков и принудила насильников склонить гордую главу; не я ли помогала угнетенному и слабому давала в руки надежный посох. А потому и вы не забывайте своей присяги — быть верными, преданными и доброжелательными. Если же полагаете, что бесславно покоряться женщине, то где вы были прежде, когда избирали меня своей правительницей? Коли это позор — так он падает на ваши собственные головы. Помыслы ваши говорят, что вы не цените собственной выгоды. Нежна и мягка рука женщины, привыкшая обмахиваться опахалом; груба и жилиста рука мужчины, тяжка она, когда несет бремя власти. Или вы не знаете, что там, где на троне женщина, бразды правления в руках мужчин, ибо она прислушивается к их мудрым советам. Но в государстве, где на троне мужчина, скорее распоряжаются фаворитки, завладевшие сердцем короля. А теперь продумайте хорошенько свое решение, чтобы не раскаяться в собственных колебаниях слишком поздно.

Сидевшая на троне Либуша умолкла, и глубокая почтительная тишина водворилась в зале собрания. Никто не осмеливался возразить ни словом, только князь Владомир и его союзники не желали отказаться от своих замыслов и зашептались между собой:

— Хитрая лесная серна упрямится, не хочет оставить привольное пастбище. Пусть же охотничий рог прозвучит громче и спугнет ее.

На следующий день они подговорили рыцарей явиться к герцогине и настойчиво потребовать, чтобы она в течение трех дней выбрала себе супруга по сердцу и дала бы народу главу, который разделит с ней управление страной. Когда Либуша услышала такое категорическое требование, бывшее якобы гласом народа, вся кровь бросилась ей в лицо и залила девичьи щеки краской стыда. Ее ясные глаза видели все подводные камни, грозившие ей опасностью. Она хорошо понимала, что если даже, по обычаю великих мира сего, подавит влечение сердца и подчинит его интересам государства, то сможет отдать свою руку только одному претенденту, все же остальные соперники сочтут себя оскорбленными и станут лелеять мысль о мести. Кроме того, ее тайный обет оставался для нее святым и нерушимым. Поэтому, стремясь благоразумно отклонить настоятельное требование выборных, она сделала еще одну попытку отговорить их от избрания правителя.

— По смерти орла, — начала она, — птицы выбрали королевой дикую горлицу, и все покорились ее нежному воркованью. Однако, легкомысленные и ветреные по своей птичьей природе, они вскоре изменили свое решение и раскаялись в выборе. Гордый павлин полагал, что ему более всех пристало властвовать. Хищный коршун, ловко охотящийся на мелких пташек, считал позором быть подданным миролюбивой голубки. Они привлекли сторонников и наняли подслеповатого филина, чтобы он подбивал народ требовать новых выборов. Глуповатая дрофа, неповоротливый глухарь, ленивый аист, слабоумная цапля и все наиболее крупные птицы свистели, стучали клювами и каркали, выражая ему свое одобрение, а стая мелких пташек, не понимая, о чем речь, чирикала то же самое в кустах и на изгородях. Тогда в воздух смело взмыл воинственный коршун, и все птицы закричали:

«Какой величественный полет, как гордо окидывает пространство молниеносный взгляд его огненных глаз и какое выражение могущества в его крючковатом клюве и цепких когтях. Смелый коршун должен быть нашим королем!»

Едва хищная птица завладела троном, как тиранией и заносчивостью на деле доказала пернатым свою мужскую доблесть. Она выщипывала перья у крупных птиц и разрывала на куски мелких певчих птичек.

Как ни глубокомысленна была эта речь, она не произвела должного впечатления на умы, соблазненные мыслью о перемене правления, и народное решение, чтобы Либуша в течение трех дней выбрала себе супруга, осталось в силе. Князь Владомир торжествовал, полагая, что теперь наконец овладеет прекрасной добычей, к которой так долго и тщетно стремился. Любовь и честолюбие разжигали его желание и сделали красноречивым, тогда как до сих пор он разрешал себе только втайне вздыхать. Он явился во дворец и попросил, чтобы Либуша выслушала его.

— Милостивая государыня и владычица моего сердца, — начал он, — ни одна тайна не скрыта от тебя. Ты знаешь, какое пламя бушует в этой груди, чистое и святое, как на алтаре богов, и тебе известно, какой небесный огонь зажег его. Настало время, когда по настоянию народа ты выберешь ему правителя. Ужели ты пренебрежешь сердцем, которое живет и бьется для тебя одной? Чтобы стать достойным твоей любви, я жертвовал своей кровью и жизнью, помогая тебе взойти на престол отца. Позволь же мне поддерживать тебя и дальше в союзе нежнейшей любви. Разделим власть над троном и твоим сердцем. Первым будешь владеть ты, а второе отдай мне. Этим ты подаришь мне счастье, которое вознесет меня над всеми смертными.