Сагател Арутюнян - Ципили, Тимбака и смех [Повесть-сказка]

— Жалко ведь…

— Кого жалко, что жалко? Опять завела. Из-за твоей жалостливости мы еще долго будем прозябать. Меня не жалеешь, так пожалей хоть себя. Оглядись, посмотри, в каком мы положении. Тебе это нравится? Так что же сегодня.

— Давай сегодня… Я хочу сказать…

— Ты говори, что Ворон сказал?

Ципили покружилась, помахала руками во все четыре стороны, как бы кого-то отгоняя.

— Кыш, кыш!.. Прочь!..

— Ну говори, никого же нет!..

— Сегодня придут за ягодами… Та девочка… Помнишь, хорошенькая такая, которая живет в одном из тех домов, что около леса?..

— Мануш?..

— Ага… Их трое.

— Но если?

— Что если?.. На меня нападаешь, а сама, как до дела доходит, сразу все портишь! Помнишь, лет десять назад был такой случай, просто находка, и ты тогда помешала.

— Ну давай не будем вспоминать, — примиренчески сказала Тимбака. — Стоит только начать, мне ведь тоже есть что вспомнить. Итак, значит, Мануш идет… Что будем делать?

— Подумать надо. И как следует, а то ничего не получится.

— Когда думать-то, сама же говоришь, что уже идет?..

— Для начала давай собьем их с пути, ну, а потом и вовсе уберем? Они ведь втроем в лес пришли.

— А яснее ты можешь выразиться? Я вообще-то не против, но как мы их уберем?

Ципили не знала как. Она ведь об этом не помышляла, это Ворон ее надоумил…

— Заманим их к пропасти… а там и столкнем вниз?

— Что значит столкнем? Нам же надо нашими колдовскими силами действовать. Может, заговорить их как-нибудь, а уж потом? А то как же так? Сбросить вниз? Тут-то и нужно сладкоречие в дело пустить.

— Ну, а я что говорю! Конечно же, сладкими речами, доброй лестью, колдовскими чарами заманим, а уж потом…

— Нет, придумай что-нибудь другое!.. Это не годится!..

— Давай заманим их на дерево, а потом сломаем под ними ветки и… бух!..

— Но с ветками сладкоречием не сладишь. Сила нужна, чтоб они обломились… Колдовская, конечно, — с грустью сказала Тимбака. — А где она у нас? Жалких крох на это не хватит.

— Ну мы же объединим наши силы?

— Делать нечего, — немного подумав, согласилась Тимбака, — придется попытаться. А может, еще подумаешь?..

— Теперь думай ты. Я уже два раза думала!..

Тимбака приуныла, а потом вдруг вскрикнула:

— Знаю, знаю!.. Давай сделаем так, что они заблудятся и забредут к медведю в логово. Он сейчас такой голодный!

Ципили даже вскочила.

— Ну и ну, Тимбака, — закричала она, — здорово ты придумала!.. Стоит только заглянуть в логово, обратного пути не будет… Ты, подружка, очень мудрая колдунья, я не представляла, что в твоей голове еще столько хитроумности!

Ципили на радостях обняла Тимбаку и крепко поцеловала. Но та высвободилась из объятий и брезгливо вытерла щеку полой платья.

— Тьфу! Научилась у людей. Это они вечно лобызаются… Ужасно не терплю всякую антисанитарию.

Но Ципили не слышала слов Тимбаки. Она была очень увлечена предложением подружки, внушающим большие надежды.

— И медведя закидаем камнями, — сказала Ципили, — разозлим его еще пуще. Это я беру на себя. У-ух, били-мили мур, били бирма!

И, выбежав на середину лужайки, начала петь и плясать. Через минуту к ней присоединилась и Тимбака.

Тимбака вдруг остановилась:

— Тс-с-с, слышишь?

— Нет… Ничего не слышу, — сказала Ципили, задыхаясь. Что и говорить, плясать — для нее дело нелегкое.

— Глухая ты, вот и не слышишь.

— Сама глухая, — обиделась Ципили. — Чего слышать, когда никакого звука. Хотя погоди… Вот слышу… Поют.

— Поют… Наверно, через минуту будут здесь.

— Я стану добро улыбаться, — приготовилась к встрече Ципили, — отзову Мануш в сторонку, скажу, что знаю, где много смородины.

— Нет, Мануш завлеку я.

— Почему ты?..

— А почему ты? Известно ведь, что ты только портишь все. Стала очень уж добренькой.

— Я-то добренькая? Вовсе и нет. Это ты добренькая, даже по лицу видно. Твоего зла только на меня и хватает.

— Ладно, пусть будет по-твоему. А я займусь остальными. Что-нибудь придумаю… Вот их-то я поведу к пропасти и сброшу оттуда!

— Я же сказала, что таким способом мы ничего не добьемся. Нам бы хоть обеим с Мануш справиться, — погрустнев, сказала Тимбака. — Опять ведь все испортишь.

— Да когда же это я все портила! — взъярилась Ципили.

— Ну, будет, не время ссориться. Вот-вот явятся…

Тимбака кинулась к деревьям и спряталась за ними.

— Тили-мили бум, гу, гу, гу! — пробурчала Ципили и побежала за Тимбакой.

— Кар, кар, кар, — прокаркал Ворон и, взмахнув несколько раз крыльями, полетел в сторону луга, навстречу ребятишкам.

Они вошли в лес с шумом, криком. Тарон вдруг распелся, чего с ним раньше не бывало. Пел громко, трубно. Слова не слова, и мелодия не мелодия, но Тарон голосил самозабвенно. Мануш и Асмик тоже пели, каждая для себя и при этом каждая свою песню. Их можно понять. Вступая в лес, поют не только дети. Поют все, от мала до велика, и женщины и мужчины, дровосеки и пастухи. Такой уж он, лес, всем хочется петь, оказавшись в нем. Видно, именно потому все лесные птицы поют. Даже филин, когда наступает для него блаженный миг, и то поет. Правда, пение его мало похоже на что-то путное, однако ничего не поделаешь, так уж он поет.

Перебегая со взгорка на взгорок, восторженно наслаждаясь красотой и таинственностью леса, веселая троица шла вперед и вперед, не замечая летящего над ними Ворона, который, в отличие от всех, летел молча, не пел. Кстати, если бы ребята и заметили его, они ничего бы особенного и не подумали. Для них это был бы обычный ворон. Мало ли они видели таких?.. Откуда им было знать, что это особый Ворон, сказочный Ворон. А Ворон, конечно же, хотел, чтобы дети пришли на лужайку у засыхающего дуба. Он кружил над головами ребят и пока был доволен: они шли в нужном направлении. Ворон думал лишь о том, кого из ребят сбить с пути и кто легче попадется в западню. Ну и понятно, что глаз его остановился на Тароне. Ведь у Мануш и Асмик вид серьезнее, и Ворон это сразу почувствовал, с ними, решил он, будет нелегко. А у Тарона в руках было две корзины… И Ворон понял, что он жадный, иначе ему бы и одной корзины хватило… Вороны, особенно сказочные, в таких вещах хорошо разбираются…